Дело шести безумцев

– Он не пытался отнекиваться. Признался сразу, что женился на Владиславе, когда у самого был годовалый сын, но типа никогда не делал различий между Аллой и мной. И… Владислава не делала.

– А кто была женщина, которая тебя родила?

– Ее звали Оксана. Встретились они с отцом на каком-то океанском острове. Она с подругой тусила, а он с приятелем. Ну и понеслось. Бурная молодость, все дела. Он только начал бизнес вести, появились деньги. Сказал, что сразу полюбил Оксану, с первого взгляда. Засек ее, когда она фотографу позировала, – бросил Максим в рот пластинку жвачки, – а вместо лифа у нее на груди лежали выпотрошенные половинки ананаса. Сказал, что пахла она всегда… как экзотический фрукт.

Максим выплюнул жвачку, обернул в салфетку и сунул в карман.

– Завтра закажу тебе свечек с ароматом ванили, лайма, старой библиотеки… выбери что угодно, но только не запах груди моей матери. Не запах ананаса, ладно?

– Ты сказал «звали», – уловила я главное – прошедшее время (может, я правда стану неплохим следователем?), – как… это произошло?

Максим покосился на меня взглядом из серии «ты что, правда криминалист?».

– Прокачанная тачка. Алкоголь. Не пристегнулась. Разогналась. Авария. Конец.

Он точно был сыном той женщины: фанат ананасов и скоростных машин.

– Сыну, то есть мне, не было пяти месяцев, когда это случилось.

Он встал с качелей и подошел к перилам, свешиваясь вниз, словно внутри у него нет ничего… словно вышел весь воздух – так безвольно трепыхались рукава его смятой к ночи рубашки, куда он глубоко втянул в ладони.

Приблизившись, я опустилась и легла сверху, обнимая его со спины. Он сипло дышал. Его тело подрагивало, и может быть, где-то там, ниже уровня моей головы, ниже балконных перил, из его глаз сорвались слезы по матери, которую он не помнил и не знал. Никогда не видел. Никогда не сможет понять, какой она была. Что она любила, кроме островов, веселой жизни, спорткаров, ананасов и его отца?

Аккуратно поднявшись, Максим обнял меня ниже лопаток, прижимая к себе. Его руки скользили по сырым волосам, по напитавшимся влагой мокрым топам (все три вернулись на законное место). Опустив подбородок ему на плечо, я повернулась к теплой шее, легонько его целуя. Он ответил тем же. Всего на несколько секунд – и сразу отстранился.

Кажется, я столько раз отодвигала его от себя, что в этот раз он решил отодвинуться первым, не давая мне почувствовать себя глупо.

– Нет, пожалуйста, не останавливайся.

Вернув долг отобранной в ванной половинки шага, я приблизилась к нему и прикоснулась губами к уголку его губ.

Наш поцелуй начинался неспешно и боязливо, но очень скоро перерос в волну, сметающую на своем пути пустые коробки, сгруженные хозяйкой квартиры в углу. Где-то под одной такой спрятан канат для побега, привязанный по совету Камиля.

Максим пытался не перейти рамки дозволенного, ведь я просила не форсировать наш роман. И он не форсировал. Он всего лишь вдавил меня в картон из-под телевизора, прикрыв поднятой рукой от парочки коробок, рухнувшей нам на головы. Одна из коробок перелетела через перила, куда еще немного, – и перелетим вместе с Максимом и мы.

Почему-то в мою черную голову, набитую карточками дел о шести трупах, прокралась мысль: если я грохнусь и размозжу череп о мостовую, вскрытие будет делать Смирнов?

В графе «Причина смерти» он запишет код S02.0 или S02.1 – «перелом свода черепа» или «перелом основания черепа», которые мы с Максимом получим, ударившись переставшими соображать головами об асфальт.

Спустя мгновение и вечность, запыхавшись, мы с Максом аккуратно и нехотя выпустили друг друга из объятий, и в этот момент я заметила метнувшуюся под балконом тень. Человек, завернутый в черное, молниеносно пересек дорогу, скрываясь в закоулках между недостроенных гаражей.

Был он или нет? Показался мне, как кажутся сестры? О том и другом я промолчала.

Я постелила Максиму на раскладном диване, где спала сама. Из-за отсутствия второго спального места пришлось лечь рядом. Деловито и напоказ Максим возвел между нами границу из свернутого колбаской пледа.

– А то еще подкачу к тебе в бессознанке, думая, что мой сон стал наконец-то явью.

Нырнув ладонью под плед, он взял меня за пальцы.

Максим то и дело опускал топорщащуюся преграду, стремясь увидеть мои глаза. Его ресницы путались в красных ворсинках пушистого пледа. Аккуратно подув, я провела рукой по его волосам, убирая со лба отросшие пряди.

– Так приятно, – нежился он. – Владислава не гладила меня по волосам, пока я рос. Она не спускала с рук Аллу, но не отличалась нежностью в мой адрес. Я думал, пацанов не обнимают, чтобы неженками не выросли.

– Меня перестали обнимать в десять лет. Только бабушка делала так. Если бы не она, – перешла я на шепот, – я выросла бы последней социопаткой, которая боится любого касания.

– Тебя поэтому обнимают три майки?

– Наверное, да… потому что слишком мало обнимали люди.

– Завтра весь день на яхте я буду обнимать тебя, Кирыч. Я стану твоей майкой на три размера меньше нужного.