Он молчит, откинувшись на спинку стула. На мой рассказ и все его вопросы ушло сорок пять минут, и я худо-бедно справилась. Сейчас же он переключается. Я чувствую это по его поведению. Язык его тела говорит о спокойствии и уверенности. Даже его плоское изображение на экране источает афродизиак. Как всегда в присутствии Генри и его очень специфической алхимии, мой мозг переключается на пониженную передачу, чтобы я могла полюбоваться грудью Генри и расстёгнутым воротником его рубашки. Его родимыми пятнами. Его карими глазами, которые смотрят прямо в мои. Его спутанными чёрными волосами. Он замечает мой взгляд, замечает мое понижение передачи, видит, что я опускаю глаза, опьянённая его спокойствием, его алыми губами.
– Итак, – говорит он и откидывается назад, сцепив руки под подбородком.
– Слушаю. – Я печально улыбаюсь, не в силах поделать больше ничего.
– Ты получила коробку, которую я тебе прислал?
– Я её видела. Но оставила дома. Не успела открыть. Что в ней?
Он подмигивает. Наклоняется вперёд, ближе к экрану.
– Может быть, расскажу в следующий раз.
Я искоса смотрю на него.
– Я, хммм … – Он умолкает, выдыхает, становится серьёзнее. – В общем, всё-таки мы с Мари расстаёмся. Решение о разводе давно уже окончательное. – Он выставляет ладонь вперёд, не давая мне перебить. – Подожди. Да, я знаю, что это важная новость, и я мог тебе её сообщить в любом банальном текстовом сообщении. Но мне нужно было время, Грета. Я не хотел прыгать из одних отношений в другие. Так что я на три месяца взял творческий отпуск. Только что вернулся. Навестил родителей в Боготе. Они снова там живут. Я путешествовал по Перу, по Аргентине. Грандиозное путешествие, давшее мне возможность как следует всё обдумать. Понять, куда я хочу двигаться дальше. Так вот, я ничего тебе не сказал … я писал тебе в июле, мы шутили над какими-то новостями, но я не сказал тебе, где я был, почему поехал туда один … мне нужны были время и пространство, чтобы думать о тебе. А я думал только о тебе. Что очень глупо с моей стороны, потому что я потерял время. За которое ты, может быть, встретила кого-то ещё.
– Я не встретила кого-то ещё, Генри. – Мой голос срывается, я вот-вот расплачусь. Как будто всех этих лет, которые я его ждала, никогда не было. Он здесь, он рядом. Как будто всё это время был моим.
Он снова откидывается на спинку стула, и мне кажется, что я могу сорвать с себя одежду, прорваться сквозь экран и забраться к нему на колени. Яркая луна светит за его окном, показывая, что его офис находится напротив знаменитой церкви в кампусе Тенкилла, за зелёным двором, полным цветочных клумб.
– Ты там, на четвертом этаже, напротив церкви?
– Ты так хороша в деталях, Грета. Да, четвертый этаж, офис 17-А.
– А-а, – говорю я и облизываю губы.
– О чём ты сейчас думаешь?
– Я вспоминаю, как мы были у тебя в кабинете и клеили радугу из стикеров для трёхмерной временной шкалы, пока Виктория не пришла и всё не сделала.
Он смеётся.
– Ты и твой чёрный свитер. – Он переводит взгляд на угол своего стола, на что-то, чего я не вижу, будто и впрямь вспоминает мой чёрный свитер у него на столе.
– Это была ночь, когда … – начинаю я и замолкаю.
– Когда ты мне сказала, что мы будем постоянно заниматься безумным сексом. – Он наклоняется вперёд, его красивое лицо обращено к экрану. Его губы в цифровом дюйме от моих.
– Так ты помнишь?
– Я всё время об этом думаю. Это по-прежнему твой ответ?
– Генри, если бы я могла прямо сейчас пролезть через этот экран, я бы оседлала тебя в этом кресле и показала, до какой степени это по-прежнему мой ответ.
– Ну, если бы ты так сделала, нам пришлось бы запереть дверь моего кабинета, потому что я бросил бы тебя на этот стол, сорвал всё, что на тебе надето, и облизал бы каждый твой квадратный дюйм, особенно ту четверть дюйма, которая по-настоящему имеет значение. – Он слегка проводит языком по чуть приоткрытым губам.
Мне придётся принять душ после этого звонка.
После этого звонка, горячего, как лава, – и ду́ша, разумеется, – я надеваю пижаму из комиссионного магазина, которую Лена заботливо выстирала и оставила на моей кровати. Пришло время поработать. Сейчас полночь. Я вхожу в переоборудованный обеденный зал и вижу восемь мощных ноутбуков; удлинители змеятся по столу и по полу, надёжно приклеенные клейкой лентой. На случай, если домашний вайфай слетит, подключен майфай. На каждом терминале стоит громкоговоритель, лежит множество гелевых ручек, по-настоящему качественных – никаких дерьмовых шариковых, три стопки блокнотов и несколько наборов стикеров. В корзине – цветной мел, рулоны скотча, маркеры и каталожные карточки. К дальней стене прислонена большая фанерная доска, выкрашенная меловой краской. Картины маслом сняты и прислонены к противоположной стене.
Теперь это настоящий военный штаб.
Виктория отрывается от ноутбука в конце стола.