Дело «Тенкилл»

Слушания были посвящены тому, что компания, конкурирующая с нашими клиентами, совершила ряд неправомерных действий, направленных на уничтожение или сокрытие улик. Когда все эти действия были собраны в одну кучу (трёхмерную цифровую модель в нашем сознании), мы решили, что сможем доказать факт преднамеренного уничтожения данных, которые сторона обязана сохранить и предоставить. Например, если вам предъявляют иск за кражу секретного рецепта фирменного соуса и вы удаляете электронное письмо, в котором приводится этот рецепт, это оно и есть.

В нашем случае мы представляли себе, как проводим судью через нашу трёхмерную модель, сообщая ему следующее: Ваша честь, они поменяли почтовые серверы в день подачи нашей жалобы; теперь их ИТ-директор утверждает, что потерял все резервные копии электронной почты за март — октябрь, то есть за точный период времени, когда были предприняты все действия, относящиеся к нашему делу; ещё у нас есть три электронных письма от генерального директора всем его вице-президентам, в которых он постоянно напоминают им «очистить старые записи» … а дальше мы представляли список других нарушений правил хранения записей. По отдельности и вне контекста каждый из этих фактов мог не доказывать преднамеренную кражу улик, но вместе в цифровой трехмёрной демонстрации они должны были показать всю систему.

Вот что мы с Генри пытались выстроить у него в кабинете, чтобы на следующий день показать отличной графической команде «Стоукс & Крейн» наш варварский прототип и чтобы они с его помощью смогли оцифровать надлежащий демонстрационный образец.

Мы с Генри извлекли выделенные отрывки из документов, помеченных как «ключевые» на платформе обзора документов (как этим летом сделали Брэд и его соратники в деле торговой ассоциации). Мы выписали эти отрывки на стикеры, некоторые повесили на верёвках разной длины к его потолку, некоторые прикрепили скотчем к стене, для чего Генри пришлось снять оттуда фото, на котором его отец читает «Мизери» Стивена Кинга. На красных стикерах мы записывали ключевые документы, на жёлтых — финансовую информацию, полученную из счетов-фактур, выставленных конкурентом при обнаружении, на зелёных — цитаты, которые младшие сотрудники выделили в программе по снятию показаний, и так далее. Спустя пятнадцать часов такой работы кабинет Генри выглядел как деконструированная радуга из плавающих квадратов.

Преднамеренное уничтожение информации, которую сторона должна была сохранить и предоставить, — это очень плохой поступок. И если вы подаёте ходатайство в суд и просите судью наложить на нечестную сторону санкции (см. ходатайство о наложении санкций), иногда эти санкции могут означать, что вы автоматически выиграете дело. Это подтверждает принцип, согласно которому иногда лучшее доказательство — отсутствие доказательств. И это правило может быть верным в моей борьбе с Ханиуэллом и «КоКо», потому что я почти уверена, что они заняты уничтожением цифровых следов своих преступлений. Мне просто нужно найти способ доказать этот факт в контексте доказательств, которые ещё предстоит отыскать. Или, может быть, они ничего не уничтожают, я ничего не разоблачу, и всё это бессмысленная охота, в результате которой я ничего не добьюсь, а только лишусь лицензии, буду оштрафована или даже окажусь в тюрьме.

Ставки высоки. Наша жизнь полна крайностей.

Мы с Генри сидели на полу в его кабинете, на красно-синем восточном ковре, который он постелил под своим столом и до которого стикеры не доходили разве что на фут. Фотографию отца он прислонил к стене у окна, и слово «Мизери» на корешке книги, которое можно перевести как «страдание», было полной противоположностью тому, что я чувствовала, сидя бок о бок с Генри. На улице была кромешная тьма, пол-одиннадцатого вечера.

То, как мы сидели под стикерами, казалось мне донельзя романтичным. Его длинные-предлинные ноги занимали куда больше места, чем мои далеко не такие длинные, рукава его рубашки с синим воротничком были закатаны до локтей, галстук он давно снял. По столу, заваленному всякой всячиной, были разбросаны книги о гражданском праве. Его левое колено было в дюйме от моего правого. Я повернулась, чтобы увидеть его тёмные волосы, родинки на линии подбородка, заманчивую родинку на шее, веснушки на запястье — я не знала, что спустя неделю буду их касаться. Я вдохнула его запах — почти испарившийся аромат мыла «Ирландская весна», пота и кофе. Это комбо было для меня мощным афродизиаком.

— Думаю, тогда всё, — сказал Генри, закрывая и кладя на стол чёрный маркер.

— Пятнадцать часов, — Я вздохнула, глядя в кромешную тьму снаружи. Его кабинет выходил на за днюю часть Пруденшиал, где несколько зданий ещё строились и пока не были подключены к электричеству. Глядя на плавающие разноцветные квадраты нашей макетной модели, я сняла прогрессивные очки, потёрла глаза, надела обратно. — В общем-то вышло неплохо. Хорошо, что стажёры освещали горячие темы на обзорных платформах и в показаниях. Так мы справились гораздо быстрее. Это Виктория придумала.