Пять минут Эл Рэ вкратце рассказывает обо мне, Тим соглашается со всем, что она говорит, кто-то посмеивается, но потом Эл Рэ напоминает всем об исчезновении Паркола Калестри, которое, как она надеется, можно считать очередным недоразумением, и бросает на Тима очень быстрый взгляд в качестве предупреждения, будто телеграфирует ему, чтобы он оставался начеку, потому что да, мы обвиняем его в серьезных преступлениях.
Потом нам задают пару невинных вопросов с целью выяснить подробности «конфиденциального дела», над которым мы работаем (на них ни Эл Рэ, ни Тим не отвечают), и на этом всё. Сейчас девять сорок утра.
Эл Рэ чувствует, что зал на нашей стороне, и действует сообразно этому. Иногда она задаёт мне вопросы, и я понимаю их цель: чтобы я выглядела компетентным специалистом, а не наркоманкой. Я подтверждаю, что это нелепое недоразумение, и подчёркиваю, что мою подругу Лену Атири, к сожалению, оклеветали тоже и что она — талантливый реставратор итальянского искусства и автор нескольких научных работ. Я вплетаю сюда смутную угрозу возможной подачи жалобы о клевете на того, кто посчитал её дилером метамфетамина. Тим заявляет, что это просто сплетня, которую кто-то где-то услышал, а пресса распространила её, не проверив факты. Плохая пресса, плохая, плохая пресса, вот его инсинуация.
— Ну вот, мы закончили, спасибо, что пришли, — говорит Эл Рэ. — Больше вопросов нет.
В хореографии, кажется, хорошо отработанной между сотрудниками Эл Рэ и прессой, всех репортёров за несколько минут выводят из конференц-зала в вестибюль. Ни самые заторможенные, ни самые амбициозные журналисты не лезут к нашему столу, очевидно, понимая, что их пошлют куда подальше. Тим, Эл Рэ и я тихо сидим и ждём, пока зал не освободится. Когда все расходятся, Тим смотрит на Эл Рэ.
— Как вы смеете … Она украла важные данные. Она нарушила миллион законов и этических норм.
— Она ведёт расследование, Тим.
— Никто его не санкционировал. Никто.
— Она сама это сделала, — говорит Эл Рэ, — сама санкционировала расследование.
Тим собирается возразить, может быть, расторгнуть партнёрство, что фактически положит конец моему расследованию и превратит его в неправомерное нарушение партнёрского соглашения, но внезапно появляется София с конвертом. Эл Рэ просит передать его Тиму, что София и делает.
— Это, Тим, требование сохранения. Обратите внимание, что на всех фирменных устройствах мистера Коверкота и Рэймонда Ханиуэлла, включая личные, если они используются в рабочее время, вся электронная переписка, каждый гигабайт, мегабайт, каждый лист бумаги должны быть сохранены. Вы уже знали, по крайней мере, в пятницу, что обязаны выполнить это условие. И поверьте мне, если что-то будет уничтожено, мы об этом узнаем и тогда уже будем говорить о грабеже. И мы автоматически выиграем любое дело, которое сможем завести. Кроме того, если в ходе этого расследования будут раскрыты преступления, мы направим вас в правоохранительные органы за воспрепятствование правосудию. В этом требовании сохранения есть всё.
Вот что это значило, когда Эл Рэ и София обменялись взглядами — директиву, чтобы София подготовила это требование. Я должна была это понять. Ведь это я всегда выдвигаю одни и те же требования к сохранению для наших кейсов. Само по себе письмо не может остановить Тима, Мориса и Ханиуэлла, если уж они вознамерились стереть данные, но в письме ясно сказано: мы будем утверждать, что они обязаны хранить данные, и если они этого не сделают, мы подадим ходатайство о санкциях (гражданская помощь), а также, возможно, передадим дело в правоохранительные органы (уголовная помощь), если они что-то уничтожат. Коррупция всегда охватывает обе стороны правовой медали: гражданскую и уголовную.
— Я знал, что вы та ещё стерва! — рычит Тим, вставая. Эл Рэ скрещивает руки на груди, не двигается с места. Подстрекает его своей улыбкой.
— Если Паркол сегодня не вернётся в мир живых, мы сообщим в полицию Ленокса, что вы связаны с его исчезновением. У моей клиентки есть фотографии, на которых ваш мужчина из новостей гоняется за ней по крышам Ньюбери-стрит. СМИ и полиции не составит труда всё это сложить воедино. Так что честно вам скажу: версией о самоубийстве Паркола Калестри вы не отделаетесь, Тим. Вы меня слышите? Расшифрую. Его смерть мы свяжем
Вид у Тима такой, будто он проглотил прокисшее молоко. Но он тут же натягивает самую фальшивую улыбку, что я видела в своей жизни, — этот человек никогда не получит «Оскара», — и говорит:
— Я слышал, что Паркол Калестри уехал в отпуск на Багамы. У него там резиденция. Так что полегче с угрозами, Эл Рэ.
— Это не угрозы, Тим, — произнося его имя, она щёлкает зубами, как мегалодон. — Это факты. Я понимаю, что люди вроде вас предпочли бы их избегать, но в этих краях мы следуем фактам и закону.
— Завтра в девять приходите ко мне в офис. Мы это обсудим, вы, я, она, — он указывает на меня, — и Морис, — он заглатывает наживку и вновь корчит гримасу, а потом заставляет себя сказать: — Простите, что назвал вас стервой.