Дело «Тенкилл»

На полу, прямо возле меня, я вижу удостоверение личности, видимо, выпавшее из кармана человека, давившего ботинком мне на спину. Из последних сил я запихиваю его в карман, и меня вырубает. Господи, что же они сделали с Леной и Генри, моими самыми дорогими людьми. Любимые мои, любимые, пустота, белый свет, небытие.

Глава двадцать вторая

Я просыпаюсь от бешеных звуков урагана за окном отделения скорой помощи. Пронизывающий ветер, ветки деревьев царапают здание снаружи. Вторник.

Входит медсестра и спрашивает:

— Очнулись?

— Что с Генри? Что с Леной? — Я изо всех сил пытаюсь приподняться на локте на плоской кровати.

— Успокойтесь, пожалуйста. Расслабьтесь. — Она нажимает на кнопку, и изголовье кровати приподнимается. Она смотрит на мой кардиомонитор. И я тоже. Сердце мечется во все стороны.

— Что с ними?

Она глубоко вздыхает, встаёт у моей кровати и смотрит на меня сверху вниз. Очевидно, она не собирается отвечать на мой вопрос, пока я не лягу и не перестану кричать. Так что мне не остаётся ничего другого.

— Хорошо, спасибо. Ваши друзья будут в порядке. У Лены довольно серьёзный перелом руки. Она в травматологии. Генри в хирургии, ему зашивают колото-резаную рану. Жизненно важные органы не пострадали, его просто нужно подлатать и перелить немного крови. Хорошо, что вы, ребята, были на территории больницы и так быстро попали в реанимацию. Это спасло вам жизнь.

— А Брэд?

Она наклоняет голову вправо.

— На соседней койке. У него сломана голень, но мы уже приняли меры. А вы не хотите узнать, как вы?

— Конечно хочу. Да. Да.

— Кажется, они действительно хотели вас прикончить, потому что вам досталось и трубой, и ножом. Едва вы открыли дверь, вам как следует ударили по черепу, а тот, что с ножом, полоснул вам по левой щеке, сказали ваши друзья. Довольно глубоко. Кость задета. Вам наложили двести швов, милая моя, и похоже, вам понадобится пластика. Врач ещё обсудит с вами этот вопрос.

Я отворачиваюсь, уже не в силах сдерживать слёз.

— Но Генри в порядке? Он поправится?

— Да. С ним всё будет хорошо.

— Когда я смогу его увидеть? Пожалуйста, отведите меня к нему, как только закончится операция.

— Да, хорошо. Но пожалуйста, миз Севилл, расслабьтесь. У вас сильное сотрясение мозга. Вам нельзя пользоваться компьютером по крайней мере месяц.

Я закрываю глаза, пытаюсь перебороть страх, тоску, отчаяние. Всё это было зря.

Занавески возле моей кровати раздвигаются, и ко мне ковыляет Брэд на костылях. Его правая нога по колено в гипсе.

— Простите, сестра. Можно быстро переговорить с Гретой?

— Ей нельзя напрягаться, так что поживее. Да и вам не следует вставать с постели.

— Хорошо, я постараюсь очень быстро, обещаю.

Она уходит, Брэд хромает ко мне. На нём типичный больничный халат, поверх него ещё один.

— Прости меня, Брэд. Мне очень жаль. Я не должна была подвергать вас такой опасности. Или, по крайней мере, должна была быть начеку. Я должна была запереть …

— Шшш, — отвечает он. Его лицо не выражает никаких эмоций. Оно очень серьёзно. Как после рассказа о родителях. Полная противоположность тому, как он вёл себя во время этого рассказа. Или на полу в подвале. Он смотрит на меня, и я не вижу в его глазах искр. Они как будто мёртвые. Шшш, повторяет он, наклоняясь ко мне.

— Что такое? — Я прижимаю больную голову к подушке, инстинктивно отшатываясь от его лица, так странно близко нависшего над моим.

Оперевшись на костыли, он достаёт из кармана больничного халата шесть флешек и кладёт мне на живот.

— Виктория научила меня, что всегда нужно делать резервные копии. Несколько резервных копий. Всё это время они лежали у меня в кармане. И они не исчезали из поля моего зрения ни на миллисекунду. Даже когда меня привели на рентген, я взял с собой сумку с ними и не спускал глаз с этой сумки.

Я не в силах ничего сказать. Не в силах моргнуть. Я смотрю на флешки у себя на животе. Я смотрю в его пустые глаза.

— Господи, ты психопат, что ли? Всё, что было в подвале …

Он откидывается на костыли.

— Некоторые психологи, возможно, сказали бы, что я клинический социопат или психопат. Трудно сказать, врождённое это или вызвано травмой. Но мои эмоции, когда я рассказывал тебе о родителях, были настоящими. Это своего рода клин.

— Что? Клин?

Мой кардиомонитор снова сходит с ума, и вбегает медсестра.

— Вам придется уйти, мистер Парданк. Ей нужен отдых.

Да, согласно удостоверению личности фамилия Брэда — Парданк. Она не знает, что он Вандонбир и мог бы купить весь Тенкилл.

— Да, конечно, сестра. Я просто беспокоюсь за свою подругу, — отвечает он самым милым тоном. — Всего минута, и я обещаю, что вернусь на свою койку. — Он улыбается.

Всё это было спектаклем. Брэд — социопат или психопат. Настоящий, живой, каким бы ни был правильный ярлык, если есть правильный ярлык.

Я смотрю на медсестру и говорю:

— Всё в порядке, сестра. Дайте нам одну минуту, пожалуйста.

— Только одну, — сурово отвечает она. Как только она уходит и Брэд снова смотрит на меня ничего не выражающим взглядом, я спрашиваю:

— Что, чёрт возьми, это значит клин?