«Дело было так. Он принес мне однажды напечатанную на гектографе прокламацию Ц.К. Т.К.П. и, возмущенный сказал: «Вот ГПУ подбрасывает мне такие удочки! Неужели я не пользуюсь доверием? «И просил меня сообщить об этом ГПУ. Я очень удивился и сказал: «Странно… Ведь вы имеете связи с ГПУ, идите сами и выясните», – на что Кондратьев, смущенный, признался, что ему давно уже удалось ликвидировать свои обязательства перед ГПУ. Я взял прокламацию и отнес ее тов. Ягоде, просил после него оградить Кондратьева от игры низших агентов ГПУ, если это имело место. Тов. Ягода сказал, что такое предположение вздорно, с чем я, конечно, согласился.
Приведу еще очень важный в истории моего отношения к Кондратьеву факт. Когда в феврале 1925 г. он вернулся из-за границы, он показал мне письмо к нему известного Сергея Мельгунова, в котором тот зовет Кондратьева негодяем, обманувшим своих политических друзей и грозит расправой в случае победы над советской властью. Это усилило мое доверие к Кондратьеву»[212]
.Если такой факт был, то вновь встает вопрос: зачем Кондратьев показал это письмо Теодоровичу? Может, действительно, чтобы показать свою лояльность советской власти и заручиться его поддержкой?
Помимо этого, Кондратьев нередко давал Теодоровичу предостерегающие характеристики целого ряда специалистов. Теодорович писал: «Я уже упоминал о Чаянове, – скажу несколько слов о Литошенке и о Боголепове. Однажды он мне сказал «вот меня травят, а вы знаете, что я друг советской власти; а вот все хвалят Литошенко, а он в тысячу раз правее меня, он ненавидит коммунистов. Он хочет ехать в Америку, чтобы там остаться до свержения вашей власти». Когда в секретариате Ц.К. рассматривался вопрос о книге Литошенко и одного американца, я был вызван для дачи заключения об этой книге; я заявил, что я знаю наверняка, что Литошенко не вернется, если его отпустят в Америку. Я с изумлением теперь узнаю, что Чаянов и Литошенко – соратники Кондратьева по трудовой партии, что таким образом Кондратьев самый гнусный двурушник-провактор. Если мне он «чернил» Чаянова и Литошенко (чернил со своей истиной точки зрения), то с другой стороны, своим настоящим друзьям он, очевидно, «подавал меня» в нужном ему стиле. Этим я объясняю то обстоятельство, что такой, по общим отзывам, кретин, как Фабрикант, не сказавший со мною ни одного слова в жизни и, видимо, не читавший ни одной написанной мною строчки, мог сказать в показании, что «Теодорович был обработан нами (Sic! Нами!) на все 100 %». Я теперь не сомневаюсь, что такое представление обо мне – результат клеветнического и хлестаковского самохвальства Кондратьева и только его, ибо из специалистов, совместно со мной работавших, я решительно ни с кем, кроме него, никогда не сближался, никогда сепаратно не разговаривал»[213]
.Далее Теодорович делает анализ бесед с Кондратьевым, где пытается дистанцироваться от него.
Факты, изложенные в письме, довольно интересны, они показывают не только взаимоотношения между упомянутыми в нем лицами, но и факт сотрудничества Кондратьева с органами ОГПУ, пусть даже и на непродолжительный срок.
Немного позже, 16 ноября 1930 г., И.А. Теодорович направил свое заявление по этому вопросу в коммунистическую фракцию Центрального совета Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Документ был направлен после предварительного его просмотра Сталиным и внесенных в него исправлений.
В заявлении Теодорович писал, что опубликованные материалы по делам «Трудовой Крестьянской партии» и «Промышленной партии» рисуют картину измены делу рабочего класса со стороны специалистов-инженеров, техников, агрономов, экономистов, которые сознались в своих преступлениях и преданы суду.
Теодорович пишет, что в 1923–1927 гг. он состоял председателем Земплана НКЗема РСФСР. На этом посту ему приходилось иметь дело с квалифицированными специалистами-агрономами, землеустроителями, статистиками, экономистами, во главе с Кондратьевым. В сотрудничестве с ними Теодорович руководился надеждой, что многих из них он увидит в лагере пролетариата. Действительность показала, что он ошибся.