Дело всей смерти

– Ничего не конечно! – был тут как тут голос демона. – Не ведись на ее слова. Она снова обкрутит вокруг пальца. Я навел о ней справки. Та еще штучка. Она ни в грош не ставит ни тебя, ни твою работу. Она тебя соблазнила, чтобы в рай не пустить. Она и свечку задула.

– Какую свечку?

– Потом, потом, – торопил демон. – Она – твой ключ к раю. К триумфу, величию. Нашему с тобой величию. Мы будем царить над землей и небом! Неужели откажешься? Из-за этой старой тетки, которая предпочла тебе другого мужчину? Которой не нужны оказались ни твое тело, ни твое дело? Большого дела, не замарав рук, не сделаешь.

Струна ревности, коварно тронутая демоном, завибрировала в душе Зацепина. Это стало последним доводом. Неприязнь к Вере, возбуждаемая в Зацепине словами подстрекателя, пересилила нежность и сочувствие к ней, и участь женщины была решена.

«И правда, она разменяла меня в своей игре, а я пожертвую ею – в своей. Хотя почему это моя игра? Наша игра, во имя ее детей я иду на это. Я умер – и ей не быть живой. Это беспощадная необходимость. Задание должно быть выполнено».

Вера, которая по выражению лица следила за ходом мыслей Зацепина, увидела в нем жестокую перемену и, вскрикнув, вскочила. Она попятилась, вжалась спиной в стену, затянутую черной материей. Зацепин тоже встал, шагнул к Вере, прикидывая, как исполнить дело.

– Алексей, что ты задумал?! – взвизгнула Вера. В ее широко раскрытых глазах метался лисий огонь свечей. – Не смей! У тебя ничего не выйдет! В доме полиция… Господин Фронт! – Она попыталась придать голосу хозяйскую властность. – Медиум! Попросите духа уйти! Я не хочу с ним говорить. Гоните его! – Она притопнула ногой.

Зацепин почувствовал, словно его что-то дергает вверх, словно за волосы тащит из чужого тела, как из мешка. Он мысленно растопырил руки и ноги, глубоко вдохнул и удержался в теле контактера.

– Вера, прости, это нужно… для твоей же пользы… так будет правильно, – неясно бормотал Зацепин, протягивая руки к шее женщины.

Но, не донеся, в задумчивости убрал их. Представлять, как его пальцы сдавливают, ломают горло, которое он много раз целовал, было нестерпимо.

– Подсвечник, – подсказал След.

– Подсвечник, да! – радуясь выходу из затруднения, воскликнул Зацепин. Он повернулся к столу за канделябром.

В этот момент Вера распахнула дверь и выскочила в светлый прямоугольник из полутемной комнаты. Зацепин, подхватив четырехрогий бронзовый светильник, устремился за ней, преодолевая сопротивление арендованного тела, скользя подошвами туфель и роняя свечи. Вера, пронзительно крича, в золотой длиннополой хламиде убегала по узкому коридору.

– Помогите! Эй, полицейские! – надрывалась она.

Зацепин, выжав из ног спирита всю скорость, нагнал женщину в самом конце коридора, упирающегося в металлическую дверь. Он спешил заткнуть ей рот, кроме того, боялся, что Вера обернется, встретится с ним зелеными глазами, и ему будет трудно ударить ее. Поэтому он, не примериваясь, наотмашь хватил женщину бронзовым букетом по затылку.

Вера, оборвав крик, рухнула на четвереньки, ткнулась лбом в дверь. Зацепин перевел дух, прислушался. В доме где-то далеко раздавались голоса. Вера спиной к нему поднялась на колени, ощупывала дрожащей рукой затылок.

– Алеша, за что? – простонала она.

– Не останавливайся на полпути! – вступил адский советчик. – Гони жалость прочь! А то мерзавка опять оставит в дураках! К ней уже бегут на помощь!

Голоса и дробь шагов приближались. Зацепину теперь ничего не мешало размахнуться. Он высоко вскинул руку и с силой обрушил подсвечник на растрепанную голову жертвы. Вера повалилась на бок, черные волосы быстро набухали кровью.

– Молодец! А теперь уноси ноги! – скомандовал След.

И тотчас Зацепин ощутил знакомое электрическое покалывание, воздух вокруг него принялся густеть, образуя кокон. Сквозь быстро теряющую прозрачность оболочку Зацепин немного сверху и со стороны увидел узкий коридор, скорчившуюся Веру с головой в красной луже и гладкую лысину медиума, застывшего с канделябром в руке.

Темнота заслонила картину. Зацепин закрыл глаза. Он был опустошен. Только чувство выполненного долга пребывало в нем.

«Теперь я сделал все, что мог, для успеха операции. Никто не упрекнет, что я поскупился. Я пролил кровь любимой женщины. Такие жертвы на алтарь победы должны быть вознаграждены. Остается пожать плоды моих усилий».