Дело всей смерти

Впрочем, переживания были не по части Жгута. Два следующих дня он и Никита провели за постройкой и запуском новой фермы для выработки криптовалюты. Единственное, что отвлекало Жгута, – это постоянные крики овдовевшего орангутана. Беснование горюющего зверя тревожило собак, и они поднимали гам на всю округу. Жгут едва удерживался, чтобы не зарезать бородатого плаксу. Он боялся, что шум в конце концов вызовет любопытство и подозрения и приведет в его дом непрошеных гостей. Откроется и похищение, и золотоносное криптопроизводство.

Однако легко, с помощью ножа, решить судьбу обезьяны Жгут не мог. Он не хотел платить хозяину орангутанов неустойку. Достаточно и того, что доход его от постоя обезьян ополовинился. А деньги Жгуту нужны были позарез. Их поглощали криптофермы, которые сами пока дали только первые крупицы золотого песка. Обезьяний же хозяин обещал объявиться лишь через неделю.

И здесь Жгута выручала Надя Неелова. Она и днем и ночью легко утихомиривала рыжего буяна. Вот почему Жгут, имей он склонность к анализу, мог задуматься о том, насколько оказался зависим от похищенных детей. Зависим до того, что пошел на смертельно рискованный обман своих сообщников. Этим Жгут поставил себя на одну доску с детьми, на их сторону. А что было ему делать, если дети стали залогом превращения его, Жгута, в олигарха!

Поэтому, когда наутро от Салата вдруг поступил приказ «прятать концы»: ликвидировать детей, а тела их уничтожить, Жгут оказался перед непростым выбором…

Глава 18 Рай

Унылый ангел-хранитель, кроткие дети-подростки – мальчик и девочка, тучная золотозубая пенсионерка, благоухающий туалетной водой голубоглазый блондин в приталенном оранжевом пиджаке, бестолковая восторженная собачонка с махровыми полотенцами ушей до земли и он, Зацепин. Больше никого не было на тропическом острове, к длинному песчаному берегу которого жался плоский океан. «И это рай?» – спрашивал себя разведчик.

Если райский сад вызывал недоумение скромными размерами, то малолюдность Царства Небесного беспокоила не на шутку.

«Туда ли я попал, поменявшись с Верой?» – озирался Зацепин. В глубине острова сквозь зонтики пальм проглядывал сахарный фасад виллы, голубизну неба оттеняли айсберги пирамидальных облаков. Где же сонмы праведников и святых, где легионы ангелов? Где престол Бога? Где, наконец, искомая библиотека судеб?

Перемещение Зацепина за драгоценную стену было стремительным, консультации с демоном перед отправкой – скомканными. След гнал в калитку: «Мы в жутком цейтноте!» Чертовы торопливые наставления касались в основном своей странички в книге судеб. Да и эти напутствия Зацепин, занятый Верой, слушал вполуха.

Это все-таки оказалась она, Вера, хотя Зацепин и не сразу признал возлюбленной в явившейся на его зов из-за стены красотке с внешностью и телесными стандартами фотомодели. След открыл ему глаза.

– Она, она, твоя старушка, – удостоверил демон с веселой снисходительностью к слабости человека: изнывать по женщине, которой давно перевалило за двадцать, представлялось чертяке диким. – В раю ее кузов подрихтовали, омолодили, и теперь она как картинка. Даю слово, у нас внизу этот новодел будет в целости и сохранности… Не отвлекайся, тебе о рае надо беспокоиться, книге судеб!

Снова в острые минуты демон был с Зацепиным на «ты».

Но Зацепин, несмотря на понукания сообщника, не мог оторваться от созерцания новой Веры. Он был поражен ею, как откровением. Девушка стояла перед ним нежная, трепетная, воздушная. Красота ее была поистине райской, надмирной. Удивительно влекущей, но лишенной грубого плотского призыва, басовых нот чувственности. Женская прелесть лучшей, розовой поры чистоты и юности была сосредоточена в Вере Next, делая ее невероятно соблазнительной. Но и через совершенную оболочку, под маской незнакомой подиумной куколки, Зацепин явственно прозревал прежнюю, любимую со студенческих лет Веру, дорогие и неповторимые черты, не оставлявшие его во снах и воспоминаниях все годы духовных поисков в монастыре. Да, это была его Вера, сверхъестественно до неузнаваемости преображенная в существо без малейших изъянов, восемнадцатилетняя, – но некто иной, как она!

Сначала Зацепина посетило сожаление, что Вера прекрасна, в утре жизни, а он – седой, преклонных лет. «В утре жизни! – поймал разведчик себя на слове. – Что я плету? Она же мертва. Я сам убил ее!»

И жгучее раскаяние, росшее в Зацепине с того момента, как он ударил Веру, охватило его. Было нестерпимо сознавать, что он поднял руку на такое прекрасное создание. Конечно, рай не случайно щедро реконструировал его вечную подругу, дав ей несравненную красоту и возрастную скидку. Блистательный облик – это, разумеется, выражение природных Вериных достоинств. Он любил и убил ангела, и рай воздал ей по заслугам, наградив ангельской наружностью!

Зацепин рухнул ниц перед девушкой, словно в земном поклоне, растянулся на траве, простер руки к золотым туфелькам-лодочкам.