И только теперь Зацепин задумался о выгодах, какие сулит ему участие в таком деле. Влекущая красота вокруг заставила усомниться в правильности самоотречения, жертвенности. Он всем своим бестелесным естеством растворялся в природной благодати. Парадокс: утратив тело, он почувствовал полноту бытия, недоступную ему в монашеском отречении. Потеряв жизнь, он ощутил ее жажду. Его охватило желание жизни вкусной, смачной, где есть место страсти и любви. Жизни, от которой его увела в монастырь болезнь, стремление к которой он прятал под рясой. Видеть небо, солнце, закидывать удочку в прозрачную воду, вдыхать пряный морской воздух, привечать друзей, целовать женщин, растить детей, радостно делать нужное, благое дело. А не ловить Бога за бороду, не стучаться в жизнь вечную. Настоящий вкус только у земной жизни. Небесная жизнь, райская – лишь имитация, отзвук, эхо. Копия. В ней, может, и есть любовь, но нет желания, есть огонь, но нет жара!
Он многого был лишен в жизни. Но, как ни удивительно, смерть дала ему в руки небывалые возможности. Могила оказалась лавкой чудес. «Нужно не искать смысл в напрасно прожитой жизни, не оправдывать ее посмертными подвигами, а прожить ее заново – с толком, пользой для себя и других, – определял новые ориентиры в Зазеркалье разведчик. – Мне одному из всех дано это сделать! Вот для чего мне книга судеб! И След, и академик Неелов преследуют свой интерес. Почему же мне оставаться исполнителем чужой воли? Нет, я тоже сыграю свою игру. Я поправлю книгу не под чужую диктовку, а по своему разумению».
«Книга судеб – это же настоящая машина времени! – продолжал размышлять Зацепин, все больше вдохновляясь. – Можно переписать прошлое! Раз – и не бил я Веру канделябром по голове. Два – и не умирали Зуев, Круглов и Непейвода от неизлечимых болезней и не попали в рай, а потом в ад. Перечеркнута третья строчка – и не бывало опухоли в моем мозге. Знай черкай и надписывай кровью исправления, как в договоре с Мефистофелем! И кровь теперь раздобыть мне не составит труда, спасибо демону за науку!»
Зацепин решил, что пора сворачивать путешествие по океану. Нужно быстрее уламывать ангела и браться за книгу судеб. Он настроился на волну ангела-хранителя и мысленно позвал:
«Еще раз предлагаю: отправь меня в библиотеку. И опять будем вместе, как нитка с иголкой!»
Но ангел, еще полчаса назад ломившийся к Зацепину с заклинаниями покинутой женщины: вернись, побудь со мной, – молчал.
«Отзовись, где ты там?» – снова подал «голос» Зацепин.
Нет ответа. Разведчик звал и звал. Беспокойство его росло. Ведь ангел был единственным мостиком к книге судеб. Если разобиженный ангел покинул его навсегда, – так и бултыхаться ему в живописном Верином океане, пока не придет приговор к адскому лишению свободы. И провалит он задание, и не вернет свою жизнь, не спасет товарищей, не выручит детей Веры, не воскресит ее саму. И даже не придется наложить на себя руки от стыда и безысходности: мертвые не умирают. След успокоил его:
«Не выдумывай, хранители своим половинам развода не дают. Вернется! Снова будете неразлейвода, не то что в океане». – След, как всегда, не упустил случая скаламбурить.
«Звал меня, Алексей?» – будто подтверждая демонские слова, раздался в голове Зацепина голос ангела-хранителя.
«Ты! – Наверное, ангел не поверил себе, услышав в восклицании подопечного столько радости. – Где же ты был?! Я уже подумал, что ты дезертировал!»
«Я давал показания на суде. На твоем процессе».
«Скажи пожалуйста! – Зацепин признал, что его ангел полон сюрпризов. – И что же, прямо – Ему? – Он поднял указательный палец в небо, хотя правильнее было бы указать куда-нибудь в сторону, ведь с Богом они теперь – на одном этаже. – И ты, конечно, выложил все как на духу? Про Веру, канделябр. Про ругань!» – Обжег стыд, что Самому было доложено про его грязный язык. Даже убийство казалось не таким позором.
«Твои дела известны и без моих свидетельств, – заявил ангел. – Мне полагалось оценить меру добра и зла в тебе».
«Характеристику, значит, давал. Представляю, какой черной краской ты меня вымазал!»
«Ах, Алексей, – откликнулся ангел. – Не там ты ищешь врага. Вот со своим чернокрылым ты беды не оберешься. А я душе мне доверенной всегда порадею. Я сказал, что ты натура преданная Господу, искренняя, но сомневающаяся, ищущая».
«А что? Хорошо сказал. Ищущая. Вот сейчас я ищу дорогу к книге судеб. Отведешь меня? Теперь-то ты скажешь „да“?»
«Да. Отведу, – печально согласился ангел. – Вынужден. Ты загнал меня в угол. Я не могу быть с тобой в разлуке».