Дело Зили-султана

— Ты хочешь сказать, мы должны сдаться на милость победителя? — взревел шахиншах.

— Вовсе нет, — отвечал я. — Мы выведем нашу доблестную армию на бой, но важно выбрать правильную тактику. Если мы просто кинемся в атаку, нас перебьют, как куропаток, даже если в душе мы орлы и ястребы. Поэтому надо, во-первых, выиграть время, чтобы начали подходить распущенные по домам части, во-вторых, попытаться договориться миром.

— Миром? — Насер ад-Дин зашипел от гнева.

— Да, миром, — я был непреклонен. — Во-первых, это ваш сын. Во-вторых, вся его армия — это ваши подданные. Даже если мы победим, может начаться гражданская война. Но мир этот должен быть заключен с позиции силы, чтобы принц не осмелился ставить нам условия.

Шах с минуту хмуро молчал, потом поднял на меня глаза.

— Признаю твою правоту — сказал он. — Но каков же будет наш план?

— Как говорили древние, кто хочет мира, пусть готовится к войне. Собирайте войска, ваше величество, остальное я беру на себя.

Я понимал, что на взбунтовавшегося сына отец уже не имеет никакого влияния. Из личных переговоров шахиншаха и Зили-султана ничего хорошего выйти не могло. Значит, нам требовался более серьезный и могущественный парламентер.

И я отправился к русскому посланнику.

— Вы хотите, чтобы я выставил ультиматум Зили-султану? — удивился Мельников.

— Не вы, а Россия. И не надо ультиматумов, предупреждения будет вполне достаточно. Кроме того, вам нужно будет отдать приказ Персидской казачьей бригаде о выступлении против войск Зили-султана. Придется также надавить на англичан. Вы от имени России выразите недоумение и обеспокоенность их вмешательством в дела престолонаследия в Персии…

— У вас есть доказательства этого вмешательства? — перебил меня посланник.

— Есть. Они тайно снабжали оружием принца, и теперь он собрался отнять трон у своего отца. Вы лучше кого бы то ни было понимаете, что это значит для Российской империи и нашего положения в Персии.

Мельников задумался. Думал он долго, потом снова заговорил.

— Вы требуете от меня слишком серьезных шагов. Сам, без одобрения вышестоящих, я их предпринять не могу. Я отправлю телеграмму, чтобы снестись с министром…

— А министру нужно будет снестись с его величеством, — перебил я. — Пока там станут судить и рядить, мы потеряем Персию. Улита едет, когда еще будет. Одним словом, Александр Александрович, это решение придется принимать вам самолично.

Мельников нахмурился.

— Вы предлагаете мне рискнуть не только должностью, но и отношениями России и Персии.

— Риска никакого, могу вас в этом уверить, — отвечал я. — Шахиншах целиком и полностью на нашей стороне. Да и Гирс тоже не скажет ни слова против. А вот если Зили-султан сделает то, что запланировал, Персия будет потеряна для нас раз и навсегда.

Однако Мельников никак не мог принять окончательного решения. Видя, что план мой разваливается прямо на глазах, я рассвирепел.

— Вот что я вам скажу, господин посланник, — заявил я. — Вы, конечно, знаете, что я отправлен сюда с деликатной миссией. Так вот, если вы ответите мне отказом, миссия моя будет провалена, а все ваши дипломатические усилия — сведены на нет. От вашего слова сейчас зависит не только судьба двух стран, но и ваша карьера дипломата.

Мельников глядел на меня неподвижно, в лице его отразилось что-то мученическое. Прочитать его мысли было нетрудно. Три десятка лет он работал в Персии, прошел весь путь от младшего секретаря до чрезвычайного посланника и полномочного министра при персидском дворе, стал тайным советником. И вот мальчишка, офицер предлагает ему ввязаться в чрезвычайно рискованную игру. Последовать этому предложению значило рискнуть своим положением. Не последовать — возможно, поставить под удар Россию.

И Мельников выбрал…

Поскольку с севера столицу надежно прикрывали горы, принца с его армией следовало ждать через восточные ворота. Сразу по нескольким дорогам, ведущим из города, были отправлены лазутчики. Благодаря этому мы смогли встретить Зили-султана не прямо возле столицы, а верст за двадцать до нее.

Представляю себе изумление бедного принца, когда посреди солончаковой пустыни возникла, как гигантский мираж, наша доблестная казачья бригада. Штыков у нас было не так уж много, около семисот, однако дело было не в количестве штыков, а в репутации. Вся Персия знала, что казачья бригада — наиболее боеспособное подразделение в персидской армии и одна стоит нескольких полков.

Знал об этом, конечно, и Зили-султан. Однако знал он и другое: что осторожный Мельников едва ли пошлет казаков в междоусобицу, или, говоря дипломатическим языком, не станет вмешиваться во внутренние дела Персии. И тут мы устроили ему сюрприз. Но, кажется, еще большим сюрпризом для принца оказались гарцевавшие перед казаками две хорошо ему знакомые фигуры — русского посланника Мельникова и вашего покорного слуги. Рядом с нами на своем верном кауром застыл, как изваяние, полковник Кузьмин-Караваев.

— Вы говорили, что их не больше трех тысяч, — негромко заметил полковник.

Я кивнул.