Дельцы. Том II. Книги IV-VI

Зинаида Алексѣевна почему-то вдругъ догадалась, кто былъ этотъ неподвижный господинъ въ дорожномъ платьѣ, читавшій газету. Она мелькомъ взглянула на него, и ей также стало ясно, почему такая женщина, какъ Катерина Николаевна, должна была оставить такого человѣка.

— Вы не находите, что здѣсь душно? — спросила она Борщова. — Не перейти-ли намъ туда?

И она указала на дверцу въ корридорчикъ.

— Нѣтъ, здѣсь хорошо, — откликнулась Катерина Николаевна и кинула на Борщова взглядъ, который не ускользнулъ отъ Зинаиды Алексѣевны.

«Какъ имъ теперь жутко приходится, — думала она, ожидая чего-нибудь чрезвычайнаго.

Поѣздъ зашумѣлъ. Всѣ сидѣли молча. Борщовъ улыбался натянутой улыбкой, Катерина Николаевна поблѣднѣла.

«Куда-же это онъ ѣдетъ? — спрашивала себя Зинаида Алексѣевна. — Должно быть за-границу, одинъ. Они видятся, быть можетъ, въ самый послѣдній разъ, и между ними — китайская стѣна. Зачѣмъ это? Неужели люди не могутъ расходиться иначе, какъ вотъ такимъ образомъ? И что тутъ злобствовать. Но злобствуетъ-ли онъ? Пожалуй, страстно любитъ. А любитъ, такъ простился-бы хорошенько, не. надѣвалъ-бы на себя нелѣпой маски».

— Вамъ можно потерять цѣлый день? — спросила ее вдругъ Катерина Николаевна.

— У меня нѣтъ никакого дѣла, — отвѣтила Зинаида Алексѣевна.

Разговоръ опять осѣкся. Миновали Царское Село.

«Зачѣмъ еще это испытаніе? — спрашивалъ про себя Александръ Дмитріевичъ. — Но ей неловко. Я это вижу. Только-бы не начинала она храбриться и оскорблять мое чувство.»

Катерина Николаевна думала въ свою очередь.

«Онъ ѣдетъ заграницу. Неужели онъ бросаетъ свою карьеру? Я-бы готова была сказать ему на прощанье доброе слово. Но какъ это сдѣлать? Одна, я-бы обратилась къ нему, но я должна щадить чувство Поля.»

Она взглянула на Борщова и не прочла на его лицѣ ничего кромѣ натянутой улыбки. Какъ онъ ни старался взвинтить себя, но все-таки чувствовалъ, что стѣсненъ. Онъ былъ стѣсненъ не за себя, а за Повалишина.

«Этакая дикая случайность, — думалъ онъ. — Уйти — глупо, говорить — не о чемъ. Надо сидѣть до Гатчино. Такой непріятности онъ совсѣмъ не заслужилъ. Такъ и умретъ жертвой своей выучки»

Съ каждой минутой молчаніе становилось томительнѣе. Только шумъ поѣзда отвлекалъ нѣсколько вниманіе и разсѣевалъ общую напряженность.

Зинаида Алексѣевна забыла о томъ, куда они ѣдутъ и чѣмъ будутъ заниматься. Передъ ней разыгрталась нѣмая сцена, подъ которой она чуяла живыя душевныя страданія. Она досадовала на то, что не могла распознать хорошенько, что происходитъ въ Катеринѣ Николаевнѣ, дѣйствительно-ли она при такой казусной встрѣчѣ способна просто взглянуть на свое теперешнее положеніе.

Глядя на Повалишина, она думала:

«Ты, милый мой, тоже изъ породы петербургскихъ дѣльцовъ; только ты, должно быть, изъ честныхъ. Жена твоя бросила тебя не потому, что ты оказался хлыщемъ, а потому, что ей стало съ тобой нестерпимо тошно. Ты въ этомъ не виноватъ, но не изнывать-же съ тобой весь свой вѣкъ. Петербургъ тебя вскормилъ, Потербургъ-же и доконалъ тебя.»

Поѣздъ сталъ.

— Станція Гатчино! — начали кричать кондукторы.

Александръ Дмитріевичъ не двигался. Первый всталъ Борщовъ и отворилъ дверь. Ближе къ выходу сидѣла Зинаида Алексѣевна и вышла вслѣдъ за Борщовымъ.

Оба они пошли по платформѣ, не дожидаясь Катерины Николаевны.

«Можетъ быть, ей надо что-нибудь сказать ему, — думалъ Борщовъ.

«Это хорошо, — подумала Зинаида Алексѣевна; — что она осталась, а еще лучше, что Борщовъ догадался выдти первымъ».

Катерина Николаевна пріостановилась у дверцы, въ нерѣшительности.

— Вы ѣдете заграницу? — сказала она такимъ твердымъ голосомъ, что сама удивилась.

Этотъ вопросъ заставилъ Александра Дмитріевича подняться и сдѣлать два шага впередъ.

— Да, — отвѣтилъ онъ какъ-то странно, вбирая въ себя воздухъ.

— Вы не хотите развода?

— Нѣтъ, — отвѣтилъ онъ такъ-же.

— Прощайте.

Она торопливо вышла изъ вагона и на платформѣ почувствовала, какъ она вся горитъ. Ей сдѣлалось ужасно совѣстно. Вопросъ о разводѣ вырвался у ней внезапно и непроизвольно. Онъ былъ такъ не кстати, отзывался такимъ неотвязчивымъ себялюбіемъ. Но такъ случилось, и поправить было невозможно.

Она догнала своихъ спутниковъ и долго молчала.

XXII.

Зинаида Алексѣевна, когда они вернулись изъ Гатчино, отказалась ѣхать въ каретѣ, говоря, что ей нужно въ другую сторону, и взяла извощика. Этотъ предлогъ выдумала она потому, что трудно было-бы еще тридцать минутъ бесѣдовать съ Катериной Николаевной и Борщовымъ.