– В середине девяностых, когда стало совсем невмоготу, Сережкин подался в строители, вместе с бригадой его двоюродного брата шабашил в северных областях. Месяца два вкалывают, неделю дома, и все по новой. Через год рассчитались с долгами и зажили, можно сказать, припеваючи. Но случилась беда. Работая в Коми, Сережкин сильно простудился, тяжелейшая форма двухстороннего воспаления легких. Температура под сорок, кашель, одышка, сердцебиение, почти ничего не ел. Двадцать дней кряду кололи антибиотики в немыслимых количествах. И, слава богу, чудом выкарабкался. Когда приехала за ним, не могла сдержаться – разрыдалась в голос. Он похудел на шестнадцать килограммов! Лежит на больничной кровати, а сверху ровное одеяло, как будто под ним пустота. Кое-как добрались до Питера. И только уже дома присмотрелась к его лицу. Кожа выровнялась, приобрела смуглый оттенок, а сыпь, которая его так уродовала, исчезла вовсе. Думала, временно. Нет, все по-прежнему – ни одного пятнышка. Женщины Сережкину прохода не дают. Ему это очень нравится.
Думаю, а точнее уверен – Янина преувеличила степень неотразимости мужа. Просто ревнует и, очень возможно, на ровном месте, то есть без всякой на то причины.
Обратился с вопросом к дочери – она же как-никак врач:
– Лечили воспаление легких – вылечили, и при этом случайно избавили мужика от серьезного кожного заболевания, может быть такое?
– Да, – ответила Вика и назидательно произнесла свой любимый афоризм: – От врачей и учителей требуют чуда, а если чудо свершится – никто не удивляется.
– Ты, что?!.. – замахал я руками. – Услышав эту историю, я был потрясен!..
– Папа, сколько раз повторять одно и то же: ты не типичный представитель, последний из Демьяновых, который чему-то еще удивляется.
– Это комплимент?
– Да как тебе сказать, – замялась Вика. – Скорее диагноз…
Третья часть
Второй выходной решил посвятить составлению конспектов (или шпаргалок) новых историй, предназначенных для ушей Раисы Тимофеевны. Запланировал три опуса, в которых превалировали неоспоримые факты, и лишь чуть-чуть оставил места для фантазийных украшательств. Как их сочетать, обдумал еще ранним утром, пока валялся в постели. Теперь осталось прильнуть к пишущей машинке.
Но прежде извлек из письменного стола картонную папку: «Ин-т культуры»», переложил сложенные в нее бумаги в папку: «Резерв», зачеркнул «Ин-т культуры» и синим фломастером надписал печатными буквами: «СЮЖЕТЫ». Эта подготовка свидетельствовала о серьезности сделанных мной выводов: полагаться только на память легкомысленно, случай с Сережкиным это подтвердил, шпаргалки – насущная необходимость.
Вася Плотник – отстучал я на пишущей машинке – некогда весьма популярный исполнитель старинных романсов и русских народных песен. Увы, его кратковременная известность, пришедшаяся на раннюю молодость, как-то уж очень быстро и незаметно угасла. В последнее время он выступал мало и, как правило, очень далеко от обеих столиц. Но память об овациях в престижных залах продолжала его будоражить.
Мне же нет еще тридцати, говорил он с твердой уверенностью, что непременно все вернется на круги своя. И надо признаться, слушая его, я ни секунду не сомневался – так оно и будет. А как же иначе? С его-то внешностью, как будто позаимствованной у юного Есенина, природной органичностью, и, самое главное, обалденным голосом. В свое время музыканты мне объяснили, что у Васи легкий лирический баритон, его звучание иногда очень напоминает теноровое, голоса с таким диапазоном встречаются не часто, они всегда и везде востребованы. Постперестроечные реалии заставляли в этом усомниться.
После гастролей по Северо-Западу России он устроил своему директору грандиозный скандал, едва не закончившийся рукоприкладством. Основные претензии сводились к хилой заполняемости залов. В лучшем случае раскупалась лишь половина билетов, а чаще и того меньше.
Вася, перевоплотившись в неопохмелившегося Ивана Грозного, резким движением вскинул руку и зарычал: почему раньше были аншлаги, а теперь – стыдоба?!.
Директор, предусмотрительно отойдя поближе к двери, ответил: времена изменились, нужен новый репертуар, подтанцовка – хотя бы четыре пары с переодеванием, широкая и разнообразная реклама, постоянные телеэфиры. Короче, ищи, дорогой Вася, спонсора, и битковые залы гарантирую.
А ты, теоретик хренов, чем будешь заниматься?!. – взвился Вася.
Директор, выскочивший в коридор и отбежавший на почтительное расстояние, истерично заржал: примкну к нищим на Владимирской площади, там хотя бы есть надежда на милостыню…
К счастью, Вася директора не догнал, зацепился полой пиджака за ручку двери.