– Так они поженились или нет? В молодости наблюдала что-то подобное. Одна красотка из моих студенческих подруг влюбилась в такого же тупого, полуграмотного урода как ваш Сережкин. Смотреть на него было страшно, а когда открывал рот, приходилось затыкать уши – матерился как сапожник.
– Сережкин тупым не был, – заговорил я, но она, недослушав, раздраженно переспросила:
– Поженились или не поженились?!.
– И да, и нет. Жили вместе, но, кажется, не расписываясь, – пролепетал я, изо всех сил, напрягая память: что же я наплел про Сережкина? Никаких красоток в его жизни не было и быть не могло…
Вдруг из прихожей послышался шум, и буквально через секунду в комнату вошел Ленька. Вид у него был, прямо скажем, неважнецкий – как после бессонной, утомительной ночи, посвященной распитию спиртного и еще бог знает чего, но при этом он последовательно источал добродушную веселость:
– Доброе утро, мамуля!.. Извини, Демьян, непредвиденный случай, поэтому и не предупредил. Сегодня и завтра у тебя выходные, а мы с мамулей смотаемся на дачу…
– На дачу?.. – недоверчиво произнесла Раиса Тимофеевна, оглядывая сына с ног до головы.
– На денек, без ночевки…
– Как без ночевки?.. Почему?.. – Раиса Тимофеевна расправила плечи и вскинула подбородок: – Мне цветы посадить надо… Июнь заканчивается… И, вообще, что ты раскомандовался?..
– Такова моя печальная участь, – засмеялся Ленька и, обняв мать, громко чмокнул ее в висок:
– Собирайся!..
Мы с Ленькой прошли на кухню. Там он повторил трюк с веером из пятидесятидолларовых купюр. Опять было три бумажки.
– Спасибо, не ожидал. Вроде бы еще рано, второй месяц еще только начался.
– Держи, я тобой доволен. – Он сунул мне деньги и по-отечески потрепал по плечу.
– Был у Варвары? – спросил я, заранее зная ответ.
– Был, – кивнул он, расплываясь в счастливой улыбке.
Уж не знаю, как объяснить, но несмотря на Ленькин, совершенно неожиданный и очень приятный подарок, я захандрил. Провал в памяти не на шутку расстроил и долго не отпускал, словно хорошо обученный, сторожевой пес. Он не бросался на меня, сидел смирно, но было понятно, что пока эта собачина не исчезнет, покоя не будет.
По дороге домой несколько раз мысленно повторил одну и ту же фразу. Очищенная от ненормативной лексики она звучала так: «Выглядеть маразматиком в глазах маразматички, это уже крайняя степень расхлябанности!.. Пожалуй, надо составлять конспекты того, что излагаю старухе, а то ведь будет совсем неловко, если опять запутаюсь…»
Придя домой, твердо решил: надо обязательно вспомнить, что я рассказывал про Сережкина. То, что это возможно, не вызывало сомнений. Подобный опыт имелся. Бывало, возьмешь какой-нибудь мудреный кроссворд, посмотришь на вопросы, и тотчас откладываешь его в сторону: для каких таких академиков-энциклопедистов он составлен?!. Но спустя какое-то время возьмешь его заново, поднатужишься, угадаешь одно-два слово, и дальше – все как по маслу… Правда, для этого надо иметь время. А у меня сейчас его разве нет? Впереди целых полтора дня выходных.
Короче, заправил в пишущую машинку чистый лист и принялся за работу.
Начнем с фактов, приказал я себе, и бойко отстучал двумя пальцами: мы познакомились в середине 80-х. Тогда в моду входили ростовые куклы. Как и сейчас, чаще всего их использовали на массовых, преимущественно уличных праздниках: Новый год, Масленица, День города. Подростковый клуб, возглавляемый моей бывшей студенткой-заочницей Яниной, тоже решил не отставать. Они сделали пять кукол, и Янина пригласила меня:
– Станислав Викторович, посоветуйте, пожалуйста, что для них можно сочинить?
На крошечную сцену поднялись две кокетливые кошки с разноцветными бантами на шее, две озорные собачонки в шляпах-котелках и огромный пират в ботфортах, рваной тельняшке, помятой треуголке и с черной повязкой, закрывающей огромный глаз, сделанный из размалеванного оргстекла. Пират мне не понравился:
– Будьте любезны, снимите голову, – обратился я к пирату. И когда он выполнил мою просьбу, я на несколько секунд онемел, увидев настоящую голову мужчины, изображавшего пирата.
Его лицо напоминало колобок, только что слепленный из жидкого теста и обсыпанный розоватой мукой или сахарной пудрой; маленькие черные глазки-пуговки, пожалуй, можно было сравнить с переспелыми ягодами крыжовника, а курносый нос с широкими, выпуклыми ноздрями напоминал небольшой плод дикой груши…
Надо было как-то выкручиваться, оправдать возникшую неловкую паузу, и я ляпнул первое, что пришло на ум – предложил на пиратскую голову куклы надеть светозащитные очки с колокольчиками.
Между прочим, когда они собственными рученьками изготовили эти очки, получился на редкость забавный образ.
А в тот день Янина долго не отпускала меня. Правда, вместо придумывания эпизода с участием кукол, она принялась рассказывать про пирата Сережкина. Оказывается, они выросли в одном дворе: