Демидовский бунт

– И я с ватажниками спущусь, – сказал неопределенно, чтобы не беспокоить отца Киприана. – Вдруг да подберу себе от солдат какое ни то оружие полегче, – и принялся шарить впотьмах по земле руками, подыскивая подходящий камень на первый случай. Отец Киприан понял его, вынул из-под рясы пистоль, помедлил некоторое время, потом решительно протянул побродиму.

– Возьми вот… Прошу, сыне Илья, не лезь бездумно под солдатскую саблю, как эти пролетные головушки, – и покосился на ватажников, которые сосредоточенно проверяли свое оружие. – Ты у меня как синь порох в глазу… Сгибнешь если, то останусь я аки перст. С кем тогда в Беловодье побреду? В неведомую даль, куда и ворон, поди, костей русских не заносил. Иди, не дитя уже, чтоб за подол держаться.

Илейка молча и с достоинством принял пистоль, сунул за тугой пояс, проверил, надежно ли сидит.

– Ну, молодцы, на супостатов наших, с богом! – сказал Гурий Чубук и первым прыгнул с откоса вниз.

– Круши-и-и! – неудержимо, весенним оползнем ухнула ватага к речному прибрежью. Вслед за Гурием прыгнул с откоса Илейка, не разбирая во тьме, куда ступает нога. С носовой части барки ударил торопливый выстрел. Пуля свистнула над головой Илейки и тупо врезалась в сухой глинистый берег.

– Бей их! – кричал Илейка, заглушая в себе естественную боязнь близкой драки, тут же споткнулся обо что-то твердое и кувыркнулся через голову несколько раз, больно ударившись спиной то ли о камень, то ли о корягу. Вскочив, увидел впереди атамана. С пистолем и саблей, Гурий Чубук широкими скачками мчался к двум солдатским кострам. Размахивая над головой тяжелым кистенем, Илейку обогнал Панкрат Лысая Голова.

Солдаты побросали миски с кашей, вскочили, не сразу сообразив, что происходит. От темного берега по ним почти в упор ударили ружейные и пистольные выстрелы, человек пять или шесть упали, не успев схватить ружья или вынуть палаши для рукопашного боя с нежданным противником. Не дав солдатам времени опомниться, ватажники навалились всей массой, завязалась отчаянная, с хряском и руганью рукопашная драка, которая быстро переместилась от костров к шатким сходням.

Косоглазый Игнат, прорываясь к левому трапу, грубо оттолкнул Илейку:

– Не путайся под ногами – зашибут!

Илейка не устоял от толчка, плюхнулся в воду, едва успев поднять руку с пистолем, чтобы не замочить порох. Ватажники ворвались на барку и добивали уцелевших охранников. И тут с громким плеском вниз спрыгнули трое. Двое кинулись вплавь к противоположному берегу, третий вскинул ружье, прицеливаясь в Гурия. Атаман склонился над бортом, всматривался во тьму, куда сиганули бежавшие. Еще миг…

Илейка не раздумывая поднял руку с пистолем и нажал на курок. Грохнул выстрел, руку отбросило назад так, что пистоль едва не ударил Илейку по лицу.

– Куда делись бежавшие? – крикнул Чубук. Илейка, потрясенный случившимся, не мог ничего сказать. Он продолжал смотреть на то место, где только что осел в воду солдат, словно надеялся, что тот встанет, отфыркается, утрет усатое лицо мокрыми ладонями…

И закричал вдруг, когда противная тошнота подступила к горлу, перехватывая дыхание. Закричал от ужаса совершенного им убийства. Вскочил и как безумный глянул на Иртыш, туда, где скрылись еще двое, втайне надеясь, что увидит-таки уплывающих троих… В смертельно-желтом свете луны река, казалось, тоже вздрагивала, и по ее широкой груди шла крупная нервная дрожь.

Мимо Илейки вниз по течению, во тьму ночи, побежал атаманов помощник Игнат. Несколько раз звякнул о камни низко опущенный приклад ружья, и вскоре Игнат пропал, стал невидим.

Шатаясь, будто в угаре, Илейка выбрался из воды и тяжело сел на мокрый песок, стиснул голову ладонями, чтобы не видеть побоища на корме барки и не слышать, как последний сгусток человеческой боли и отчаяния запоздалым криком ударился о берег и потонул в холодной глубине звездного неба.

С барки громка позвали отца Киприана. Монах с трудом поднял Илейку с песка и пошел на зов. Панкрат Лысая Голова посветил факелом, и отец Киприан по сходням, чутко отзывавшимся на каждый шаг, поднялся на палубу. Здесь его встретил возбужденный атаман. Теплый кафтан Гурия был изорван, на плече торчал белый клок ваты. Всегда подвижные, живые глаза Чубука теперь, в свете факелов, и вовсе походили на два раскаленных угля.

– Лечи, отец Киприан, а тебе посветят, – только и успел выговорить атаман. Потом быстро отвернулся от монаха и послал троих ватажников осмотреть трюмы, распорядился привести с берега гребцов.

– Будет им, словно овечье стадо, на песке толочься! Где Игнат?

– По берегу вниз пошел, ахвицера надумал словить.

– Добро. Далеко тот ахвицер не уплывет. Иртыш-батюшка нынче студеный, быстро к берегу прижмет.