Читаем Демон полностью

В метро воняло, как в канализации. Толпы грязных животных набились в вагон, как в ковчег… да, это не люди, а стадо смрадных животных. Как в зоопарке в жаркий летний день. Нью-Йорк – праздник лета. Протухший скот. В гробу я видел их праздник… в такую погоду. Погода чудесная, да. Так жарко и влажно, что словно паришься в чертовой бане и потеешь, как сволочь. И эти придурки вокруг, от них воняет почище, чем от животных. Никто даже не слышал о мыле, воде и зубной пасте. Господи Боже, какая вонь. Сборище жалких немытых уродов. Как будто они натирают себе подмышки луком и чесноком… и жуют вместо жвачки грязные трусы. Как вон тот бабуин. Висит на поручне, как на лиане. Смотрится даже естественно. Жаль, у меня нет арахиса, я бы его покормил. Он был бы доволен. Господи, а ведь у него наверняка есть жена. Такая же обезьяна. Я прямо вижу, как они сидят перед теликом, вылавливают друг у друга вшей и тут же их поедают, причмокивая. Наверное, она еще и волосатая, как вон та старая сука. Госссподи, усы у нее даже гуще, чем у Граучо Маркса. Черт, на этой родинке у нее на щеке больше волос, чем у меня на голове. Представляю, какие у нее ноги. Волосья, должно быть, свисают пучками… Господи, как же здесь душно, в этой протухшей ловушке. Пот льет рекой по спине. Боженька миленький, что за кошмарная жизнь, начинать свои дни в душном поезде, стиснутым со всех сторон этим стадом вонючих животных… Черт, да ни одно животное не воняет так жутко… и не выглядит так по-уродски. Немытое отребье… Скоты! Госссподи, вы только гляньте, как они одеты. Шимпанзе в цирке и то одеваются лучше, чем эти кретины. Комплексные наряды с распродажи складских остатков. Доллар и девяносто восемь центов за весь комплект – и радиоприемник в подарок. Красные брюки! Красный пиджак! Розовая трикотажная рубашка и красный, блядь, полиэстеровый галстук. Госссподи. Они наверняка близнецы, таких идиотов еще поискать, а тут сразу двое. А бабищи… Кошмар. Господи Боже, ну и наряды. Убожество, видимо, тренд сезона. Ааааааа, пусть идут в жопу все скопом… Черт, может быть, все-таки перебраться поближе к центру, чтобы не кататься на этом паршивом метро. Или вообще поселиться где-нибудь в пригороде, ездить в город на электричке, где тоже сплошные уроды, но классом повыше. Черт! Кому это надо?! В жопу пригород. И этих уродов. Этих никчемных кретинов. На хер, на хер. Где едят, там и… Пригород. Черт! Кому это надо… Кому захочется…

Так он

и ехал, трясясь в душной давке, сквозь пропотевший тоннель, пропитанный вонью нескольких десятилетий, со стенами в похоронной кафельной плитке, разрисованной граффити, среди засаленных неандертальцев, которые шумно отхаркивают мокроту и гоняют ее во рту, прежде чем выплюнуть прямо на рельсы или где-нибудь в уголке под колонной и втереть подошвой в поры бетона, втоптать в слой прошлогодней грязи,

и наконец-то

наружу, в гудящее счастье плотных потоков машин и городских улиц, где сплошной паноптикум и бродячий зверинец, нагретый солнцем, скрытым за вертикальными плитами из бетона и стали, но ты знаешь, что это чертово солнце где-то там, в небе, потому что на улице слишком жарко, и не дай Бог в город проникнет хоть какой-нибудь ветерок, чтобы разогнать духоту, потому что любой ветерок, проскользнувший в раскаленную духовку Манхэттена, тут же будет отрезан одним из этих фаллических символов, но только не в зимнее время года, когда ничто не препятствует студеному ветру отморозить тебе яйца,

но даже на улице

все равно лучше, чем на переполненном эскалаторе рядом с какой-то девицей, облитой дешевыми духами, от которых слезятся глаза и превращаются, судя по ощущениям, в две проталины от мочи на снегу,

и ты все-таки добираешься

до своего офиса, до своего стола, и перебираешь бумаги в ожидании, когда раскочегарится кондиционер…

Глубокий вдох, вздох облегчения, и ааааа, гребись все конем, начинается новый день, новая рабочая неделя…

И
Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

Метастазы
Метастазы

Главный герой обрывает связи и автостопом бесцельно уносится прочь . Но однажды при загадочных обстоятельствах его жизнь меняется, и в его голову проникают…Метастазы! Где молодость, путешествия и рейвы озаряют мрачную реальность хосписов и трагических судеб людей. Где свобода побеждает страх. Где идея подобна раку. Эти шалости, возвратят к жизни. Эти ступени приведут к счастью. Главному герою предстоит стать частью идеи. Пронестись по социальному дну на карете скорой помощи. Заглянуть в бездну человеческого сознания. Попробовать на вкус истину и подлинный смысл. А также вместе с единомышленниками устроить революцию и изменить мир. И если не весь, то конкретно отдельный…

Александр Андреевич Апосту , Василий Васильевич Головачев

Проза / Контркультура / Боевая фантастика / Космическая фантастика / Современная проза
День опричника
День опричника

Супротивных много, это верно. Как только восстала Россия из пепла серого, как только осознала себя, как только шестнадцать лет назад заложил государев батюшка Николай Платонович первый камень в фундамент Западной Стены, как только стали мы отгораживаться от чуждого извне, от бесовского изнутри — так и полезли супротивные из всех щелей, аки сколопендрие зловредное. Истинно — великая идея порождает и великое сопротивление ей. Всегда были враги у государства нашего, внешние и внутренние, но никогда так яростно не обострялась борьба с ними, как в период Возрождения Святой Руси.«День опричника» — это не праздник, как можно было бы подумать, глядя на белокаменную кремлевскую стену на обложке и стилизованный под старославянский шрифт в названии книги. День опричника — это один рабочий день государева человека Андрея Комяги — понедельник, начавшийся тяжелым похмельем. А дальше все по плану — сжечь дотла дом изменника родины, разобраться с шутами-скоморохами, слетать по делам в Оренбург и Тобольск, вернуться в Москву, отужинать с Государыней, а вечером попариться в баньке с братьями-опричниками. Следуя за главным героем, читатель выясняет, во что превратилась Россия к 2027 году, после восстановления монархии и возведения неприступной стены, отгораживающей ее от запада.

Владимир Георгиевич Сорокин , Владимир Сорокин

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза