Демон абсолюта

Однако Восстание обрекло турок оставить две дивизии в Сирии и двадцать пять тысяч человек — от Синая до Йемена. Верховное командование Каира насчитывало всего нескольких специалистов, деньги и Лоуренс теперь нейтрализовали больше турецких боевых единиц, чем армия Египта обнаружила бы перед собой.

С середины марта в Эль-Уэдж прибыли самолеты, о которых Лоуренс, как только занял порт, направил запрос в Каир; маленькое флотское судно на Красном море, «Эспигль», было отдано в его распоряжение, и его капитану[296] удалось оборудовать для Фейсала радиостанцию; два бронированных автоматических пулемета с командами были направлены из Суэца. Из Йенбо и из Рабега, вне опасности от возвращения Фахри в Медину и от железной дороги, египтяне и регулярные арабские силы, французская батарея горных орудий под командованием капитана[297], наконец, английская эскадрилья, прибыли в Эль-Уэдж. Там, где лагерь был расположен широко, реззу[298] были размещены в отдельных палатках; и около них — племена, в правильном порядке, геометрически расположенные боевые средства, под защитой самолетов.

Фахри окружил Медину траншеями, защищал все места, откуда был возможен обстрел города, усилил охрану железной дороги, удвоил гарнизоны у пунктов водоснабжения, установил среди них маленькие посты, которые имели связь с патрулями…

И все же он не мог защищать девятьсот километров или ждать новых подкреплений, которые были пригвождены на севере с тех пор, как англо-египетская армия вышла на Газу. Он установил действующую оборонительную цепь от Эль-Уэджа: она была протянута из Медины до Тебука, в двухстах километрах к северу от Эль-Уэджа, люди Фейсала не добрались до нее; и более слабая цепь — от Тебука до Сирии.

Выступления англичан из Эль-Уэджа все же могли стать исключительно трудными; однако восстановление постоянного сообщения между Мединой и Дамаском, оставившее без цели наступление на Эль-Уэдж, развязало руки Фахри. Но, поскольку продолжение похода позволяло достигнуть железной дороги между Тебуком и Сирией, на мало защищенном участке, вся старательная оборона Фахри под великим солнцем пустыни могла защитить лишь те рельсы, до которых поезда из Дамаска уже не доходили.

Требовалось, чтобы Лоуренс обеспечил себе помощь северных племен, чтобы вылазки могли как можно скорее распространиться на их территории, и чтобы можно было установить там базу, севернее, чем Эль-Уэдж.

За племенами билли начинались племена атийе; их вождь пришел, чтобы клясться в верности арабскому движению. Прибрежные ховейтат собирались взять два последних турецких порта на Красном море (слишком плохие, чтобы стать базами) и присоединились бы к армии, когда она перешла бы в наступление; дальше они встречали бы одну из групп племен, с которыми больше всего считались в Аравии, руалла, под командованием Нури Шаалана. Нури был одним из великих повелителей пустыни, равный шерифу Хуссейну, ибн Сауду и Идриси. Он с тридцати лет правил своими кочевниками, хотя они его не любили — он стал эмиром, убив двух своих братьев; он был сюзереном на землях до Тигра, и Лоуренс переговорил с его вассалами перед сдачей Кута. Его благожелательное отношение к арабскому делу было несомненным: гвардейский корпус Фейсала, взятый в заложники в Дамаске, бежал к нему. Его старший сын был послан эмиром как заложник, на превосходной кобыле; и с одним из его подручных прибыло много сотен боевых верблюдов. Для похода на Эль-Уэдж у Фейсала было не больше четырех сотен….

К нему были направлены послы.

Он не восстал бы сам, поскольку турки владели дорогами на Багдад и Дамаск, от которых зависело его племя.

Но он властвовал над долиной Сирхан, длинной цепью пальмовых рощ с колодцами, которая связывала его столицу, Джауф, в чистой пустыне, с Джебель-Друз в Сирии. Эта «дорога» в триста километров позволяла сдерживать турецкую армию в Палестине; по ней эмиссары Фейсала могли добраться до восточных ховейтат, чьи территории делали достижимой ближайшую цель Лоуренса, какой бы она ни была.

Центральные ховейтат пришли, чтобы засвидетельствовать свое почтение; прибрежные — в тот же день, с трофеями, взятыми в двух портах. Оставались восточные, первые по своим боевым качествам, и по престижу своего вождя, Ауды.

Он был самым великим воином севера, последней фигурой арабского рыцарства. Среди прибрежных ховейтат и руалла его власть была такой же, как у Нури — между Сирией и Тигром, у Фейсала — в Центральной Аравии. Его двоюродный брат и десять главных его сторонников пришли засвидетельствовать почтение Фейсалу от его имени.[299] Но с Аудой нельзя было вести переговоры заочно…