Демон абсолюта

Французские войска в Ливане были малочисленными. Если Франция должна была предпринять в Сирии военные действия, дорогостоящие и трудные, то разве французское общественное мнение, уставшее от войны, не навязало бы правительству уход из Сирии?

Общества должны были действовать быстро. Они опасались, что смена английской оккупационной армии французскими войсками как минимум во всем Ливане пока что не была решена на конференции[532], где готовили еще и другие планы:

«Упорно приходят новости, — телеграфировал Фейсал в Париж, — где говорится, что ведутся тайные переговоры между правительствами, разделяющими Сирию, и эти новости произвели большое брожение. Народ поднялся при мысли, что с ним обращаются как с рабом, и что он стал разменной монетой. Сильный своим единством и своей правотой, полный решимости бороться за свое существование, он снимает с себя всю ответственность, в настоящем и в будущем, за последствия подобного решения, если оно будет принято в пренебрежении к его справедливым притязаниям».

Но служба французской разведки 2 сентября представила план шерифского наступления «в преддверии войны с крупным государством». Две регулярные дивизии должны были выступить на Бейрут; третья — на Александретту; менее важный корпус — на Триполи. Племена объединялись с этими дивизиями во время их похода к берегу.

Несколько дней спустя «политический офицер» со стороны Алленби, в сопровождении французского делегата, привез Фейсалу предостережение маршала.[533] Он напоминал, что Великобритания отказалась от всякого мандата на Сирию, что она одобряет создание еврейского национального Дома в Палестине, что она не собирается навязывать сирийцам правительство против их воли; но что, как главнокомандующий оккупационной армии, ответственный перед конференцией за безопасность в стране, он не замедлит подавить смуту.

Едва комиссия выехала в Европу, Ллойд-Джордж вызвал Фейсала в Лондон.[534] Послание Алленби побуждало эмира отправиться туда.

Ему пришлось вступить в игру, следствием которой было это послание, и о которой он почти ничего не знал.

Франция начала яростную кампанию в прессе против английского поведения в Сирии. Жалобы французов[535] стали после этого громкими и публичными. Однако частное соглашение Клемансо и Ллойд-Джорджа, относящееся к Мосулу, не было еще подтверждено Палатой. Несмотря на оппозицию Набережной Орсэ, было условлено, что у Англии будут развязаны руки в Палестине, и что ее войска, оккупирующие Мосул, останутся там, хотя провинция принадлежала к зоне французского влияния; и в ответ — что Франция, уступив город, оставляла за собой участие в пользовании нефтью, и что права, которые она приобретала по соглашению Сайкса-Пико, оставались за ней.[536]

Но два дня спустя после речи Фейсала перед комитетом Пяти Англия предложила Франции изменить соглашение. Клемансо был против; после долгих месяцев дискуссия между двумя премьер-министрами закончилась фразой Клемансо: «Если бы в декабре[537] вы мне сказали, что, требуя Мосул, вы одновременно требуете большую часть севера и восток Сирии, я сразу же отказал бы вам в Мосуле». Однако Англия едва ли могла, после того, как предложила Франции отказаться от Мосула[538] в обмен на удержание Дамаска, требовать, чтобы она покинула Дамаск, добившись ее отказа от Мосула лишь наполовину.

Главным образом потому, что, несмотря на заверения, которые Фейсал дал английскому штабу, и хотя там считали их смягчающим элементом, который ни в коем случае не собирались исключать, эмир был публично вовлечен по вопросу Ирака в политику, противопоставленную политике самых мощных сил в Англии; а по вопросу Палестины — в политику, противопоставленную политике самого английского правительства.

16 сентября на борту Фейсал узнал, что конференция приняла кардинальное решение относительно Сирии: 1 ноября английские войска следовало вывести и сменить французскими по всей Сирии, кроме четырех крупных городов: Дамаска, Алеппо, Хомса и Хамы, где их сменили бы арабские войска. Они оставались в Месопотамии и в Палестине. Арабы продолжали занимать четыре города и управлять ими. Но они должны были «с этих пор требовать от Франции, а не от Англии, помощи и советов». Скоро французы должны были оказаться перед ними в Ливане, не какие-то отряды, а французская оккупационная армия.

И по прибытии эмир получил номер «Таймс», где был опубликован первый призыв Лоуренса к общественному мнению.[539]