Демон абсолюта

Проблемы, поставленные в Сирии, следовало еще более настойчиво поставить в Багдаде. Арабские массы восстали лишь в Сирии, арабская армия сражалась лишь в Сирии. Тогда как Дамаск, занятый Фейсалом, можно было назвать освобожденным городом, Багдад, взятый и занятый генералом Модом в 1917 году[552], можно было назвать завоеванным городом. Месопотамия управлялась оккупационными войсками, потом правительством Индии, единственно способным быстро обеспечить генерала Мода опытными колониальными администраторами. Дух английской администрации в Месопотамии, ее верховного комиссара Арнольда Уилсона, был духом правительства Индии. Но месопотамские офицеры сражались вместе с армией Фейсала; и если тайные общества Багдада не вмешивались в боевые действия, то потому, что командованию англо-индийской армией, которая сражалась в Месопотамии, было запрещено — как во времена Кут-эль-Амара — всякое сотрудничество с ними. Ноябрьская англо-французская декларация обещала им свободу Месопотамии, как обещала сирийцам свободу Сирии.

Верховному комиссару было поручено разработать проект статута о Месопотамии, который он собирался защищать в Париже и Лондоне в начале марта. Он требовал следующего: английский верховный комиссар как высший начальник; никакого эмира; английская администрация, которой содействовали бы арабские советники; военный контроль, усиленный авиацией; Мосул; разделение Месопотамии на провинции.

Арнольд Уилсон покинул Лондон, уполномоченный на управление в духе этого проекта[553], который встретил достаточно живое противостояние; но для лорда Керзона, не ожидающего никаких предубеждений против решений конференции, инструкции верховного комиссара значили только одно: «Продолжайте так, как было в прошлом».

Он вернулся в Багдад в мае. 29 числа, в день рождения короля, город надеялся, что верховный комиссар объявит об окончании военного режима, даже если это окончание не будет немедленным. Он ничего не мог сказать и ничего не сказал. Он укрепил правительственные силы некоторыми административными мерами, попытался добиться от Лондона включения Мосула в Ирак. Напрасно.[554]

Через несколько дней иракские офицеры, которые служили в штабе Дамаска, написали генералу Клейтону: «Суровость английских чиновников в Ираке начинает отдалять их от населения; если англо-французская декларация имеет какой-то смысл, им пора изменить свое поведение». Хотя письмо было подписано главными высшими офицерами, его приписывали Фейсалу. Уже в январе эти офицеры подчеркнули, что англо-французская декларация подразумевала, «что никакая часть Ирака не останется подчиненной иностранному господству». Уилсон считал их обманщиками, но Лоуренс знал, что за ними стоял не Фейсал, а сила, более значительная в Багдаде, чем эмир — «Ахад».

Эти офицеры плохо информированы, без обиняков ответил Уилсон Лондону: пусть они придут и все увидят сами. Что они увидели? Подготовку провинциальных ассамблей. Они требовали независимости, им предлагали стать генеральными советниками. Один из главных офицеров, которого приняли в Багдаде как подчиненного чиновника, когда он считал, что был вызван как советник, вернулся в Дамаск; а Уилсон подчеркнул, что арабы сами не знают, чего хотят. Министерство иностранных дел вежливо ответило, что изучает «возможность участия арабов, совместимого с военной оккупацией». «Ахад» не хотел ничего подобного; он хотел окончания оккупации. Ни прибытие в Багдад пятисот пятидесяти жен англо-индийских военных и чиновников, ни установление твердой модели культуры хлопководства не сулили ему этого.

В июле офицеры из Дамаска, переодетые бедуинами, оказались в Месопотамии. «Настроения, — сказали они, вернувшись, — благоприятствуют вооруженному восстанию». Иракцы не могли понять, почему они были не только колонизированы, несмотря на повторные обещания властей, но и подчинены оккупационному режиму, в то время как Дамаск был свободным. «Всякий культурный араб в Месопотамии принадлежит к одному из тайных обществ», — гласил рапорт полиции, направленный в Лондон 9 июля.