Демон абсолюта

С Лоуренсом Йель еще не встречался.[567]

Самое срочное, сказал тот, — добраться до маршала Алленби и Ллойд-Джорджа. Премьер-министр и лорд Керзон уже начинали считать ситуацию в Месопотамии тревожной и сомневались, что англичане сохранят свое положение без крупных войск, если у них не будет поддержки дружественного местного правительства. Лорд Керзон теперь, похоже, склонялся к тому, чтобы поддержать такое правительство; утверждали, что сэра Перси Кокса вызвали в Багдад. Лорд Сесил и сэр Генри Мак-Магон благоприятствовали либеральной политике.

Йель не думал, что у него есть право просить встречи с Алленби, тем более с Ллойд-Джорджем, без полномочий со стороны своего правительства. Было уже 8 октября; и он сомневался, что эти полномочия дошли бы до него перед началом исполнения соглашения Ллойд-Джорджа-Клемансо, назначенным на 1 ноября.

Два дня спустя маршал сам распорядился вызвать Йеля и уверил его в симпатии к «плану, о котором полковник Лоуренс собирался с ним говорить».

И, когда Йеля принял министр обороны, Йель с изумлением узнал, что тот согласился с его планом.

Он поспешно вернулся в Париж: по формуле, выдвинутой Францией, арабское правительство в Месопотамии ставило правительство Фейсала в Сирии вне опасности.

Пересекая Ла-Манш, Лоуренс написал Ллойд-Джорджу:

«Дорогой мистер Ллойд-Джордж!

Должен признаться, в глубине души я всегда думал, что в конце концов вы бросите арабов: так что сейчас я не знаю, как вас благодарить. Все это затрагивает меня лично, потому что во время кампаний я уверял их, что наши обещания сохраняют свою заявленную ценность, и подкреплял их своим словом, насколько оно ценилось. Однако, дав согласие по сирийскому вопросу, вы сдержали все обещания, которые мы дали, и исполнили, возможно, больше, чем они когда-либо заслуживали, и я очень утешен тем, что вышел из этого дела с чистыми руками.

Если когда-нибудь я смогу что-нибудь сделать для вас в ответ, дайте мне об этом знать.

Мое первое выражение благодарности — повиноваться Министерству иностранных дел и Министерству обороны и больше не видеться с Фейсалом».[568]

Расстроенная телеграмма Йеля остановила это письмо.

Его начальники в американской комиссии по мирным переговорам отныне запретили ему вмешиваться. Президент Вильсон отбыл в Соединенные Штаты, не оставив им никаких полномочий для того, чтобы вмешаться в дело подобной важности. В интересах Соединенных Штатов был скорее предупредить, чем облегчить установление английской нефтяной монополии в Месопотамии, способной вытеснить американскую нефть из Индии и Китая. Хотя план Йеля был строго политическим, вмешательство Соединенных Штатов предполагало согласие на его экономические последствия, и крупные американские компании не собирались быть устраненными из раздела месопотамской нефти[569]. В самой Англии Адмиралтейство, Англо-Персидская компания, министерство по делам Индии ждали, что приобретут в Багдаде и Мосуле неограниченную власть, отрицая те права, которые план признавал за арабами в Месопотамии. Наконец, рапорт американской комиссии (Йелю, участвовавшему в его редактировании, было известно, что он благоприятствовал арабам) оставался секретным, побуждая представителей Соединенных Штатов к осторожности. Они считали нелепым превышать свои полномочия (в тот момент, когда американская политика шла полным ходом), выступая против интересов самых крупных экономических сил своей страны, чтобы еще раз принять роль жандармов, от которой президент Вильсон устал, и для которой, как ему было известно, у него не хватало силы воли.

Некоторые из собеседников Йеля — Гарвин, Хогарт — уже заговорили о нефти…