Демон абсолюта

Месяц спустя[580] его администрация заняла оазис Дейр-эз-Зор. Границы между Турцией, Сирией и Ираком в Сирийской пустыне пока что были определены лишь в суете перемирия. Арнольд Уилсон опасался, что широкая область степей и песков, среди которых располагался оазис, не была благоприятной на случай турецкой атаки; но ему требовалось, чтобы пальмовая роща не была занята никем, кроме гражданских чиновников, и штаб отказал во всякой помощи в северной части пустыни[581]. Арабы в Дамаске немедленно проявили враждебность. Через несколько дней[582] после их прибытия англичане эвакуировали Дейр-эз-Зор, который заняли сторонники шерифов и сделали в нем центр антианглийской пропаганды: их гражданские и военные чиновники, которым платили нескрываемо больше, чем арабским чиновникам Ирака, распределили субсидии шейхам, подняли налоги на территориях, контролируемых англичанами. Племена начали нападать на британские конвои.

Фейсал лишил полномочий чиновников; но очевидно было, что он не хотел — или не смел — снять их с должности.

Дейр-эз-Зор обеспечивал связь между шерифской Сирией и Мосулом, где «Ахад» был реорганизован в марте 1920 года.

Тем не менее Фейсал проповедовал осторожность. Клемансо собирался отойти от дел… Но Мустафа Кемаль в своей прокламации к восставшему населению Аинтаба, сказал: «Арабское правительство поддерживается или будет поддерживаться нами». Делегация клубов предписывала эмиру отвергнуть всякое иностранное сотрудничество. Конгресс издал декрет в декабре о призыве всех мужчин от двадцати до сорока лет; военные бюро настаивали на нем, включив в шерифскую армию воинов Хаурана, враждебных ко всякой службе вне территории их племен, и те дезертировали. В Дамаске на похоронах одного из вождей партизан, который устроил резню среди христиан, речь оратора клуба заканчивалась словами: «Он клялся не отступать, для того, чтобы кровь французов обагрила наши реки…»

И 8 [марта 1920 года[583]] Конгресс отложил новый созыв до декабря, после манифестации в сто пятьдесят тысяч человек объявил независимость Сирии, понимая под ней и Палестину с Ливаном, и объявил Фейсала королем Сирии, а Абдуллу королем Ирака.

Телеграмма Англии и Франции без околичностей предписывала Фейсалу ждать решения мирной конференции[584]. Но если первые решения Конгресса, который требовал независимости и единства Сирии перед лицом мощной английской оккупационной армии, были только пустой манифестацией, эти новые решения застали страну в брожении, когда Англия была мало расположена к бою, а французская армия была всецело занята турецкими партизанами. Гуро, не имея подкреплений, опасался скоро оказаться без власти. Победы турок казались уроком арабским клубам. И Фиуме[585], за событиями в котором они страстно, научил их, что иногда можно направить руку властей.

Харим и Антиохия были атакованы арабскими партизанами, на дорогу в Александретту постоянно совершались набеги, виадук Раджуна был разрушен, Кадмус занят сторонниками шерифов. Иррегулярные силы шейха Салеха проникли в Баниас, христиане Бекаа укрылись во французской зоне. Операции неуловимых партизан напоминали те, которыми руководил Лоуренс (шерифская Сирия играла роль убежища, которым прежде была пустынная Сирия), и ими руководили его прежние товарищи. Рушди-бей, все еще губернатор Алеппо, заявил: «Поскольку невозможно объявить войну, вступайте в отряды и выкуривайте французов из страны, чтобы они не могли считать себя нашими господами!» И война в Киликии продвигалась: вслед за войсками Мустафы Кемаля французы эвакуировали Урфу.

Гуро, сначала тронутый обаянием и умеренностью эмира, стал считать, что с ним играют. Он предпочитал Рушди-бея, открытого противника, принцу, который вернулся из Франции как союзник, но постоянно сотрудничал с его врагами. Фейсал снова строго придерживался условий соглашения, которые не предписывали ему отдать железную дорогу в распоряжение французов; и не считал себя связанным моральными обязательствами по тому соглашению, которое его вынудили подписать.

Провозглашение Абдуллы королем Месопотамии со стороны Дамасского конгресса считалось в Багдаде лишь фанфаронством. В то же время верховный комиссар счел нужным заметить, что делегация, которая представляла Ирак на Конгрессе, была делегацией «Ахад», и принять к сведению рапорты английской полиции, которые сообщали ему, что армия арабских партизан, готовых к восстанию, собирается выступить на Мосул. Оазис Дейр-эз-Зор, во власти сторонников шерифов, всегда обеспечивал связь между Дамаском и Мосулом. Уилсон не верил в то, что Мосул восстанет: никакая часть его администрации не добилась такого неоспоримого успеха: она сделала город чистым и почти исцеленным от «турецкой клоаки».