Демон (СИ)

Театр оказался местом не просто красивым, и даже не роскошным, театр был самым вычурным примером излишеств. Помимо позолоченных вензелей и устилавшего полы розового мрамора, повсюду были огромные зеркала. Во весть рост! Как будто каждому из гостей требовалось своё отдельное, чтобы в деталях рассмотреть и без того безупречный туалет, шедевр иглы и нити. С потолка свисала многоярусная хрустальная люстра, похожая на фальшивый свадебный пирог в витрине кондитерской, только во много раз больше и перевёрнутый вверх тормашками. Увешенная прозрачными гранёными серёжками, люстра не позволяла ускользнуть ни единому лучику света, изливаемому бесчисленными свечами.

Наступив на что-то мягкое, я испугался, боясь что по неосторожности расплющил чью-то ногу или, того хуже, стал на чей-то шелковый шлейф.

Ничего подобного. Под ногами лежал ковёр! Красный, с узорами по бокам, и такой мягкий! Я бы немедленно заставил всех разуться, и уже сам склонился к шнуркам, когда Эйриг меня одёрнул.

Мне ступать было больно! Разве можно топтаться по такой красивой вещи! Возмутительно!

Но люди вокруг были такие красивые. Наряды чистые, отглаженные, сияющие лоском, причёски воском, глаза блеском…

— Прикрой рот, Тэг, — привёл меня в чувства Эйриг, и я поспешил вслед за господином.

Мы преодолели ещё несколько пролётов и подошли к одному из служащих, он был облачён в такую же ливрею, что и стоящий у парадных дверей. Я решил было, что Эйриг собирается что-то спросить, но господин замер, служащий склонился и поспешил распахнуть перед ним двери.

Эйриг вошёл первым, я за ним. Мы очутились на балконе, занятом несколькими стульями.

Сняв шляпу, Эйриг отложил её на небольшой столик в стороне, там же остались трость и перчатки.

— Располагайся, — пригласил он меня, несмело жавшегося в проходе. — Скоро начнётся.

Дверь за нами закрылась, и я подошёл ближе. Наш балкон был первым от сцены. Были и другие. Они тянулись по кругу на протяжении всего второго этажа. Внизу оказались кресла, заполнявшиеся гостями. Все были заняты тем, что искали нужное место, переговаривались, здоровались, заводили беседы.

Оркестр, расположившейся в нише у самой сцены, доставал инструменты из футляров, листал тонкие книжечки нот, устанавливая их перед собой, кто-то уже дул во флейту или настраивал скрипку, добавляя шума к стоявшей в непомерно огромной зале какофонии.

Мне показалось, мы только вошли, а свет уже угасал, и я, посмотрев, что делают другие, опустился на стул позади Эйрига.

— Садись ближе, — бросил он взгляд на стул рядом.

Это было неправильно. Слуге, пусть и личному помощнику, не полагалось сидеть вровень с господином, но это был мой первый и скорее всего единственный шанс узнать, что же такое театр.

Я быстро пересел на соседнее с Эйригом место и застыл, будто ждал, что меня собираются уличить в непозволительном нарушении этикета. Но нет, на меня совсем никто не смотрел. Публика продолжала рассаживаться, ложи — так назывался наш балкон, продолжали наполняться людьми, но к нам больше никто не присоединился.

Стройный голос десятка скрипок разом наполнил пространство, зазвучали тромбоны и клавесин — шум растворился, осталась только красота. Шторы, тяжелее и гораздо длиннее тех, что в доме у Эйрига, распахнулись…

Я задумался, припоминая монотонный рокот Содара, решившего просветить меня насчёт театра…

Точно! Шторы назывались занавесом и его подняли.

На сцене оказалась девушка. Широкий луч света пригвоздил её к месту, музыка затихла, но не исчезла, и чудесный высокий голос завёл песню.

— Я ничего не понимаю, — прошептал я погодя, надеясь, что Эйриг не убьёт меня за то, что я раскрыл рот.

— Она поёт на другом языке, — едва заметно склонил он голову ближе ко мне.

Я выдохнул с облегчением, чуть не решив, что я так глуп и необразован, что высокое искусство не для моих ушей.

— Но как же я понимал навистральцев? — осенила меня внезапная мысль.

Всю ночь, гуляя по Тартаре, я прекрасно разбирал, что говорят вокруг. Иногда голоса были сиплыми, иногда булькающими и стрекочущими, так что приходилось навострить слух, но я точно осознавал всё, до последнего слова. И торговцев в лавке, и портных в ателье.

Эйриг вдруг потянулся ко мне и опустил руку мне на грудь.

Я замер в растерянности, и с запозданием понял, что он имеет в виду.

— Амулет?

Он кивнул и убрал руку.

Я воровато огляделся, проверяя никто ли не заметил странного поведения господина. И вдруг обнаружил, что некоторые дамы, занимавшие противоположные ложи, смотрят прямо на нас. Вернее, не на нас, а на господина Эйрига!

Неужели они видели его двусмысленный жест? Нет, перегородка была достаточно высокая, чтобы они ничего не заметили. Но на что они тогда таращатся?