Демонтаж

Седа вернулась к Манвелу.

«Никак не пойму, – сказал он с горечью, когда они с Седой зашли в подъезд профессорского дома, – как можно было подать в отставку». – «Не верится», – согласилась Седа, поднимаясь по лестнице. «Столько крови пролить». – «Где-то была совершена ошибка», – сказала Седа, останавливаясь перед дверью. «А где, понять невозможно», – договорил Манвел, встав рядом с ней. Седа нажала на кнопку звонка.

С полминуты они молча ждали.

Дверь открылась, и их облил яркий электрический свет. Дочь профессора, нарядная, в модных джинсах и обтягивающей майке, с завитыми кудрями, приветствовала их, одновременно снимая их на портативную камеру. Она немедленно поделилась своим «шоком по поводу новостей» и тут же, точно шок был не таким уж и шоком, буднично пригласила в гостиную, прося не разуваться. «Папочка, смотри, кто пришел!» – крикнула она отцу. Профессор подошел к ним, держа на руках внука, сына старшей дочери, и обменялся с гостями поцелуями. Старшая дочь тоже подошла, взяла их верхнюю одежду и унесла в родительскую комнату, временно ставшую гардеробной. В гостиной друзья и родственники профессора уже сидели за широким столом; застолье постепенно набирало ход. Седа и Манвел присоединились, включились в разговор о «политической катастрофе», как называли отставку президента. Но политика скоро уступила место теме переезда. Те, кто оставался в Армении, расспрашивали о документах, необходимых для отъезда, о будущей работе, об американском быте. Седу неприятно поразило, даже ранило, что о политическом событии, которое подвело итог десяти годам жизни страны, люди говорили уже что-то вроде «да-да, ужас, но что поделать…», «как он мог, да, но теперь…», «все к этому шло…». Легкость, с которой собравшиеся относились к случившемуся, обижала ее. «И мы – одно целое?» – как бы говорило ее недовольное лицо, ее скрещенные на груди руки.

Ее поддерживало только присутствие Манвела.