«От моего человеческого достоинства ничего не осталось, – подытожила она, подойдя к Разданскому ущелью. – Все растоптал, на все наплевал». Странствие завершилось, дальше за своей памятью Асмик уже не последовала – у нее не осталось на это душевных сил. Она посмотрела вниз, в ущелье, в темный, бездонный провал. «Один шаг – и все», – неожиданно сказал ей голос. Асмик всмотрелась в темноту. «Нет, – сказала она себе, – не за этим я шла». Она отвернулась, но осталась стоять. «Зато все кончится, – снова сказал голос, – и не будет боли, не будет страданий». Асмик уставилась в землю. «Не будет боли», – повторила она. И снова повернулась к ущелью. «Не будет страданий». Она сделала шажок – и чуть не поскользнулась. Камни полетели – громко, невидимо – в черную яму. Страх вмиг обуял Асмик. Сердце забилось. Она отшатнулась от ущелья. «Нет, Господи, прости меня», – проговорила она. Асмик зашагала прочь, не глядя, куда идет. Прижала ладонь к груди, стараясь утихомирить сердце. Не смотрела по сторонам, не спрашивала себя, куда ее несут ноги. «Я падаю, Господи, я падаю», – повторяла она, все шагая и шагая, пока не вышла на огромный каменный мост. «Почему Ты молчишь? – спросила она и посмотрела на темный поток под мостом. – Почему молчишь, когда мне нужнее всего услышать Тебя?» В этот миг Асмик увидела на той стороне моста женщину. Она шла босиком, без пальто, в измятом платье. «Пропащая», – пробормотала Асмик. Женщина приближалась. Асмик пошла ей навстречу. Глядела на нее, на ее босые ноги, на растрепанные волосы.
Асмик не помнила, сколько времени ушло на то, чтобы успокоить спасенную и помочь ей перебраться обратно через ограждение. Они обе опустились на каменный тротуар. Женщина зарыдала. Проклинала себя и била изо всех сил в живот. Асмик трясла ее за плечи и умоляла прийти в себя. «Я не хочу его, – выкрикивала женщина, нанося себе удары в живот, – я не хочу его, не хочу, не хочу!» Асмик смотрела на нее непонимающе. И вдруг сердце забилось сильно и больно. Она вгляделась в женщину, дотронулась дрожащей рукой до ее подбородка, щеки. Ей сделалось страшно. «Нет, Господи», – прошептала она, когда ее рука коснулась волос, а затем ушей, в мочках которых блестели серебряные сережки.
5