«И я грешен, и ты грешен – кто же в рай попадет?» – подумал Артак, передвигая фишки на последнюю базу. Он все-таки догнал Мгера и даже немного опередил его, буквально на ход. Оба они готовились к решающему броску. Все, что зависело от них, сделано, дальше – чистое везение, игра костей, божья ухмылка над двумя стариками. Каморка погрузилась в молчание. Лёва и Мушо наблюдали, как Артак и Мгер ровно, шаг в шаг снимают фишки. Артак выкидывал пять и три, Мгер – шесть и два, Артак – пять и пять, Мгер – шесть и шесть. В самом конце у Артака осталось две фишки, а у Мгера – четыре. Но ход был Мгера. Он поглядел на Артака, оскалив плохие зубы: «Бросаю?» – «Бросай», – холодно ответил Артак. Мгер потряс кости и бросил. Они перевернулись на лету, со стуком упали на доску, толкнулись в борт. «Пара!» – волнуясь вскрикнул Мушо. Мгер снял все четыре фишки. Артак как проигравший уступил Мушо свое место. Он знал: шансов победить у него было больше и было бы справедливо, если бы он победил, он желал этой победы, рисковал ради нее, но случай – слепой случай, игру бога в кости – нельзя отменить. Есть закон – закон непредвиденного, закон случая – и его надо принять. Мушо и Мгер уже расставляли фишки. Лёва, радуясь солнечному деньку, курил папироску. Артак присел рядом с ним. Погрузился в себя. Его потянуло на философию. Нарды, рассуждал он про себя, наполовину зависят от мастерства, а наполовину – от удачи. Шахматы кажутся справедливее, ведь там все зависит только от тебя. Никто не вмешивается в твою игру, кроме противника. Только ты и противник – и все, никого больше. А в нардах есть кто-то третий. Этот третий может быть и за тебя, и против. Все зависит от твоего мастерства. Если ты проникаешь вглубь игры, если видишь не только ее поверхность, но и то, что скрыто, ты понимаешь главное: как ты зависишь от костей, так и кости зависят от тебя; если ты сделаешься мастером игры, то кости – или судьба, этот третий игрок, – будут улыбаться тебе. Когда ты играешь с умом, соблюдая меру, держась середины, следуя движению потока, то кости незаметно подыгрывают тебе. Вот где тайна игры, биение ее сердца, вот почему Артак никогда не променял бы нарды на шахматы. «Однако, – возразил ему внутренний голос, – красивые речи об искусстве игры ведет человек, который только что игру продул». – «Да, – сам себе ответил Артак, – продул. Потому что поддался желанию и отверг меру, которую судьба мне предложила. Но кто на моем месте поступил бы иначе?»