Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Вторая форма – вооруженные гражданские конфликты – была связана с хрупкостью сформировавшихся коалиций: в двух случаях она поразила «авторитарную» коалицию (Таджикистан и Азербайджан под руководством А. Муталибова). И там и там хрупкость коалиции, связанная с неконсолидированностью позднесоветских элит, не позволяет ей справиться с мобилизацией второй волны (национально-демократической в Азербайджане и исламско-демократической в Таджикистане). В двух других случаях поражение терпела национал-демократическая коалиция: в Грузии – коалиция, олицетворяемая Звиадом Гамсахурдия, и в том же Азербайджане – коалиция вокруг Абульфаза Эльчибея, пришедшая на смену слабой авторитарной коалиции Муталибова, но продержавшаяся у власти также всего лишь год. Здесь хрупкость коалиции имела иную природу: «коалиции победителей» стремительно распадались, как только цели «символического суверенитета» оказывались достигнуты, а противостояние «имперскому центру» теряло мобилизующую силу и на повестку дня вставал вопрос об институциональных ориентирах и образцах «нового режима».

Но и в «авторитарном», и в «демократическом» варианте механизм кризиса перехода развивался по схожему сценарию, включавшему эскалацию уличного давления оппозиции, конфликт президента и парламента и появление мятежных армейских подразделений на фоне стремительной утраты президентом популярности и рычагов управления.

8. КРИЗИС ПЕРЕХОДА В РОССИИ

Конституционный кризис осени 1993 года в России, закончившийся трагическими столкновениями в Москве 3–4 октября, обычно рассматривается как ранний кризис демократии в России, фактически закрывший для процесса демократической консолидации открытую прежде дверь. Нельзя, однако, не заметить, что его логика и проявления: конфликт президента и парламента, эскалация уличного давления оппозиции, формирование отрядов обороны – имеют много общего с описанными выше сценариями «кризиса перехода», возникающего в результате распада слабой «учредительной» коалиции, сформировавшейся в периоде становления республиканской политии в рамках СССР.

Причем под слабостью коалиции мы понимаем прежде всего отсутствие общих и поддержанных избирателями институциональных целей, общего понимания того социального порядка, который должен прийти на смену советскому. Неконсистентность этих представлений выглядела малозначимой на стадии «суверенизации» и борьбы с «союзным центром», но тем более шокирующей для членов коалиции оказывается внезапно обнаруженная несогласованность этих представлений – в тот момент, когда желаемые независимость и самостоятельность становятся реальностью: у одной или обеих сторон возникает ощущение, что вчерашние партнеры намерены ее просто «кинуть», присвоив исключительно себе трофей общей победы. Это и вызывает быстрое и брутальное превращение «коалиции победителей» в ожесточенно враждующие стороны.

В отличие от Прибалтики, где формирование победивших в 1990 году «народных фронтов» происходило еще в 1988‐м, общероссийская демократическая коалиция в России начинает формироваться в подобие организационной структуры лишь за два месяца до учредительных выборов – в январе 1990 года. Первоначальный вариант предвыборной платформы «Демократическая Россия» носил вполне либеральный характер, однако на стадии согласования с другими членами коалиции был скорректирован так, чтобы удовлетворить максимально широкий фронт антикоммунистической оппозиции, включающий сторонников «демократического социализма» и «демократов-почвенников». Так, например, наряду с задачей создания «эффективного рыночного сектора», документ предусматривал «замораживание цен и сохранение рыночных дотаций на основные виды питания и потребительских товаров до тех пор, пока сам рыночный механизм не обеспечит приемлемый уровень цен»242.

Это отнюдь не было проявлением беспринципности составителей документа. Безбрежный антикоммунистический популизм в целом характеризует вторую, и более мощную, волну массовой мобилизации в России, которая приходится на первую половину 1991 года (именно в этот период в России проходят митинги, собиравшие до полумиллиона участников; в целом же в РСФСР выходит на улицы в феврале 1991 года около 900 тыс., а в марте – около полутора миллионов человек243). Как и в других славянских республиках с размытой националистической повесткой, мобилизация второй волны разворачивается на фоне резкого ухудшения экономической ситуации, растущего недоверия к союзным структурам, требований отставки правительства Рыжкова, Павлова, а затем и самого Горбачева.