Демоверсия

Иссык-Куль невероятно бирюзового цвета. Такой же купальник на Ане: бирюзовый, с золотыми блестящими чешуйками, как у придуманной маленькой рыбки. Она сидит на высоком пирсе и смотрит на бирюзовую воду. Вечереет, и волны такие мягкие, величественные. Аня уверена, что это море. Но Иссык-Куль – это не море: это озеро. Волны бьются о деревянный пирс, и Аня их боится: плавать она не умеет.

Пирс был старым, но трещин в нем не было, как и в маленькой Ане. Но через двадцать лет она все-таки увидит настоящее море, в отражении которого обнаружит себя расколотой.

– 2–

– Аня, ну чего ты копаешься? – раздраженно крикнул Влад. – На поезд опоздаем!

Она сидела в спальне на корточках, роясь в шкатулке с украшениями. Нужно было взять с собой хоть какие-то сережки, а она совсем об этом забыла. Аня уже немного располнела, волосы красить нельзя, а корни отросли, и хотелось быть красивой. Потому что к морю она ехала впервые в жизни.

Билеты они взяли до Анапы. Оттуда предполагалось двигаться дальше, паромом – в какое-то заповедное место, где чистейшая вода, полная светящегося планктона. Там был дикий пляж, где можно загорать голыми, и, в общем-то, сережки Ане не нужны, но она сидит на корточках перед парой маленьких шкатулок. Одна из них – зеленая, малахитовая. В ней настоящие драгоценности – мамины подарки: комплект золотых украшений с гранатом, серьги с султанитом, тоненькое колечко, подаренное на восемнадцатилетие. Аня открывает крышечку, бегло оглядывая содержимое, и сразу же отбрасывает мысль взять оттуда хоть что-нибудь. Тянется к другой шкатулке, с бижутерией. Берет из нее три пары разных серег и вскакивает, оставив шкатулки на полу.

– Все, я готова.

Аня пихает серьги прямо в карман джинсов, попутно обуваясь. Ее постоянно немного тошнит, будто она уже на море и плывет на большом корабле, только находится не на палубе, а где-то в душной каюте. Она помнит, что еще немного – и обуваться самостоятельно уже не сможет.

Лиля тоже на море, с мамой Влада – в Одессе. Аня регулярно получает их счастливые фотографии и совсем не беспокоится. Большее беспокойство у нее вызывает постоянная изжога. Она даже пыталась обратиться к врачу.

– Вы беременны, вам ничего нельзя, – сказал врач.

Ничего было нельзя, и это ощущение – тела, которым ты не можешь управлять, которое словно тебе не принадлежит, – Аня запомнит надолго. Ощущение будет расти постепенно и неотвратимо, как и само тело. Однако ехать на море было можно.

Женька оставался присмотреть за квартирой, поливать цветы, да и вообще – просто пожить. Сам он жил в общаге, и Аня понимала, что ему это будет в радость.

На поезд они не опоздали и доехали спокойно. Почти всю дорогу Аня спала. Однажды она открыла глаза и увидела длинную синюю полосу, параллельную поезду.

– Море… – подумала она и снова закрыла глаза, захлестнутая очередной волной непрекращающейся тошноты.

Когда они вышли из вагона, в нос ударил странный запах. Влад сказал, что это запах моря. Ане казалось удивительным, что пахло не рыбой, а чем-то совсем другим. Она вдруг вспомнила, как в детстве мама заставляла их со Светкой есть морскую капусту. Аня эту капусту ненавидела – склизкие кашеобразные водоросли из консервных банок. Запах был немного похож.

Сразу после поезда они сели в автобус. После этого нужно было еще проехать паромом, и тогда цель будет достигнута.

Пока они не вышли из автобуса, все было как будто в порядке. Но, пройдя немного вперед, Влад неожиданно перешел через дорогу. Аня растерянно остановилась, вспомнив, как когда-то он испугался бабушек у подъезда Клавдии Григорьевны.

– Влад! – крикнула она, не двигаясь с места.

На той стороне дороги Влад картинно воздел руки к небесам и крикнул:

– Ну и чего стоим? Иди сюда, думаешь, я тебя за ручку водить буду?

Сильнее всего Аню поразили отвратительные анапские пляжи. Они были завалены красными тюленеобразными телами, что-то бесконечно жрущими в окружении гор мусора. В прибрежной зоне копошились дети, строящие замки из песка и битых бутылок. В ста метрах от побережья стоял ряд зеленых контейнеров, над которым с гулом летали жирные черные мухи.

* * *

Шесть лет спустя Аня не вспоминала Анапу. Войдя в кабинет, она как обычно нажала на выключатель. В глаза привычно ударил свет, и вошел Стас, неся несколько грязных стекол, и Аня включила музыку.

Она словно бы раздвоилась. Одна Аня быстро работала руками – мыла стекло, наливала клей, прикладывала фацеты. Выходила покурить с Валей, перекидывалась шутками со Стасом. Пила кофе, что-то ела, потом снова возвращалась к столу. Снова шла покурить, а потом мыла новое стекло. Другая – настоящая Аня – все это время продолжала стоять и смотреть на первое стекло и думать про Яна.

В какой-то момент, когда она делала уже девятый витраж, пришло сообщение, и расщепленное надвое сознание на секунду сошлось воедино. Она взяла телефон и прочла:

– Я скучаю, Аня.

Обе Ани одновременно осели к стене.

– Мне нужно запретить тебе ждать, но я не могу.