День «Б»

Старший лейтенант Василий Загладин был опытным зафронтовым разведчиком, и с парашютом прыгал, как и прочие бойцы группы Соколова, не впервые. Но ему не повезло — еще в воздухе его заметили немецкие зенитчики. Длинная очередь из пулемета перебила несколько строп его парашюта, иссекла купол, и на землю Загладин рухнул с высоты примерно в сорок метров. Верхушки деревьев смягчили удар. Потерявший сознание Василий упал в густые заросли черники, и парашют накрыл его сверху.

Сознание вернулось не сразу, а с ним пришла и боль. Боль накрыла Василия целиком, словно беспощадное, обжигающее море. Он попробовал застонать и не смог — язык словно прилип к гортани. Попробовал шевельнуть ногой, и понял, что парализован — сильный удар лишил его возможности двигаться. «Наверное, задет позвоночник». Почему-то он подумал об этом спокойно, без особых эмоций.

Вокруг стояла непроглядная июньская ночь. Лес был неподвижен, и все же туманящимся сознанием Загладин уловил в его чаще какое-то движение. Зверь? Человек?.. Последнее было не намного безопаснее. Кто это — партизан? Дезертир, сбежавший из рядов белорусской «армии»?.. Преступник-одиночка, убивающий всех подряд ради еды и одежды?.. Или это подходят ребята из соколовского отряда?..

До крови закусив губы, Василий из последних сил подтянулся на руках. Теперь он полулежал на корнях дерева, был защищен со спины и мог наблюдать за лесом… Непослушными, негнущимися пальцами расстегнул кобуру пистолета и вынул «Вальтер». Если это свои, то они узнают по голосу. Если нет — живым они его не возьмут.

Под ногами человека хрустнула ветка. Человек шел осторожно, его явно учили профессионально передвигаться в темноте. Но Василия тоже учили, как распознавать в темноте шаги. Человек был не один. Не меньше двадцати людей тихо, след в след шли по ночному лесу.

«Не свои», — подумал Василий, и от этой мысли ему стало почему-то легко. Облизав губы, он хрипло крикнул: «Стой, кто идет?» — и, выбросив вперед руку с «Вальтером», начал стрелять в невидимых, но неумолимо приближающихся людей…

Больше всего он боялся ошибиться и расстрелять все патроны. Но восьмой не понадобился для себя. После четвертого выстрела жизнь Загладина оборвал нож, с чудовищной силой выметнувшийся из рукоятки…

Люди, уже не скрываясь, вышли из чащи и подошли к мертвому офицеру. На нем была форма германского обер-лейтенанта. Рука убитого крепкого сжимала пистолет.

— Вот сука, — еле слышно пробормотал один из людей, — Колю наповал уложил, сволочь. А какой был парень…

— Заткнись, — коротко оборвал старший, нагибаясь над убитым. — Посвети лучше.

Вспыхнул узкий луч карманного фонаря. Он выхватил из тьмы коричневый погон капитана литовской армии.

«Литовец» резким движением выдернул из шеи Загладина острое лезвие ножа и осторожно распорол на убитом немецкий мундир. Пошарив пальцами в подкладке, бережно извлек в несколько раз сложенный лоскут тончайшего шелка и, поднеся к фонарю, принялся рассматривать. Лоскут был испещрен тонко, убористо набранным текстом. Внизу стояла чья-то подпись и печать.

— Один готов, — негромко произнес «капитан», убирая лоскут шелка в карман. — Десять минут на то, чтобы закопать Колю, и двинули. Остальные тоже где-то в этом районе.

— А с этим чего делать? — Один из людей кивнул на Загладина.

— Пускай тут лежит, — усмехнулся «капитан». — Одним фрицем меньше…

* * *

Радиосвязь для группы Соколова не предусматривалась. Более того, ей строжайше запрещалось вступать в контакты с какими-либо партизанскими отрядами на оккупированной территории. Миссия считалась строго секретной.

Ориентируясь по карте, старший группы быстрым шагом, почти бегом двигался по обочине лесной дороги. Изредка в глубине леса начинала протяжно, зловеще стонать какая-то птица, и тогда Владимиру казалось, что его заметили. Но июньский лес был тих. Только со стороны линии фронта доносилась удаляющаяся перестрелка — видимо, падение самолета и взрыв немецких батарей вызвали огонь с обеих сторон. Потом она стала затихать и наконец прекратилась. Где-то в отдалении щелкнуло четыре пистолетных выстрела… И вновь тишина, глубокая и настороженная.

«Только бы всем ребятам удалось выбраться!» Эта мысль сейчас волновала капитана больше всего. То ли он волнения за товарищей, то ли просто от ночной прохлады и бушующего в крови адреналина его слегка колотило, даже зубы постукивали друг о дружку при ходьбе.

Около четырех утра на западе заалела полоска рассвета. Небо из густо-черного на глазах усталого путника преобразилось в чернильное, синее, фиолетовое и, наконец, бледно-голубое. Огромное краснобокое солнце, будто яблоко, лениво выползало из-за горизонта, красиво озаряя верхушки леса. «Вот так же было, наверное, три года назад, 22 июня 1941-го, — подумал Владимир и почувствовал, как эта мысль придала ему сил. — Только теперь фарт не ваш, господа фрицы! Пришла пора за все платить по векселям!»