День Бахуса

Что же случилось со мной в городе, куда я приплыл? Вроде ничего путного, но с другой стороны немало поучительного. Поначалу вместе с Фьюсхен мы не просыхали днями напролет. Словно Хуан Вековечный, я находил в карманах нескончаемые монеты и напивался день-деньской в кругу новых друзей, которые появлялись подобно грибам после слепого дождя. Мы кочевали из дома в дом, орошая их обильными винными дождями.

Но одно дело плыть на корабле в море Бахуса, и совсем иное – в пьянстве прозябать в городе. Веселье здесь граничило с умопомешательством, ибо вино действовало более губительно, чем яд гадюки или стигийская селитра. То был особый яд – он метил душу, увеча тело. Попадая в желудок, отравлял рассудок. Превращал мужчин в обезьян, а женщин в волчиц или крольчих. Сколько мудрецов из-за него исходило бредом сивой кобылы. Хорошо еще всем пораженным ядом было весело, и они, знай себе, похихикивали, находя своё положение забавным.

Спиваясь, я перестал контролировать себя. Сознание и ум покидали меня, ссыпаясь, словно мука из драного мешка, оставляя по переулкам города белую кривую полосу. Всё, связанное с прежними путешествиями, рассеялось, как мысли после сытного обеда. Никакого моря и гавани с кораблями я не нашел. Только город, окруженный гибнущей землей. Правда, в некоторых лицах я узнавал друзей с "GARLIC KINGS", но в их глазах не было и тени прошлого. И потому я ни с кем не говорил о той жизни. Прошлое, словно рисунок на прибрежном песке, смыло набежавшей волной. И смутные очертания его волновали, лишь когда трубка с бэнгом торчала во рту.

Странно, но жезл Вакха, оставшийся при мне, помнил всё. Тиреус поддерживал и останавливал, когда черти шептали в левое ухо, что пора через сумасшедший дом спускаться в чистилище.

Однажды в конце лета, в теплой августовской вечерней полутьме, я спешил к знакомым на день рождения, сжимая в руке крепкую кожаную сумку. В сумке тихо постукивали три бутылки вина, четвертая побулькивала в боковом кармане. Она доживала последние минуты. Время от времени я соскальзывал с основного маршрута, таился в тени деревьев или у скрытых скамеек, там, причмокивая от удовольствия, я целовал округлые стеклянные губы. Три-четыре крепких поцелуя в засос, и я не спеша продолжал путь, закуривая на ходу сигарету. Мир вокруг был теплый и пахучий, не хотелось убегать от него. Уединившись, я в один присест опустошил ту, которая последние две тысячи метров была приятной спутницей и собеседницей, и снизошло на меня ощущение веселого покоя и тихой радости. Прислушиваясь к вечному празднику, царившему в мире любви, я с нескончаемым наслаждением внимал ему.

Человек появился неожиданно, слегка напугав. Он шагнул из-за дерева. Я не сразу узнал его. Призрачное лицо, нездешний взгляд темных глаз.

– Наслаждаешься жизнью? И как тебе dolce far niente, сладостная праздность, нравится? – без всяких «здравствуйте» сходу озадачил он.

Беспардонное чучело. Мало ли в городе сумасшедших.

– Что за ё…– решил я для приличия выругаться.

– Знаешь, сколько было таких как ты, желавших стать кладезем знаний, а ставших колодцем грязи. И все спотыкались о своё «но». О них говорили, человек больших достоинств, но невезуч; талант приятный, но мыслей мало, не глубок; он добрый малый, но неуклюж. Твои «но» сродни этим, ты и дня не проживешь, чтобы не оступиться на ровном месте. И куда тебя занесло?

У меня даже рот открылся от удивления. Вот это нотации. Но тут я всё понял. Такую поучительную ахинею и вразумляющую околесицу могло нести только он.

– Капитан Беллфиосса! – завопил я от радости, признавая друга. – Какая встреча!!! Какая радость!!!

Лицо моего старого товарища просветлело.

– Здорово, прохиндей, – шутливо проговорил он. – Узнал. Как я тебя? Пробрало?

– Ох, и пробрало.

– Хм. А ты, чем занимаешься, мой впечатлительный друг?

Я пожал плечами и указал на бутылку лежавшую рядом.

– И всё?

– Ага.

– Жаль, – огорчился Беллфиосса, – мог бы найти занятие поразумнее.

– По-твоему пить вино неразумно?

– В теперешнем положении неразумно.

– И это говорит капитан, чье судно было одним из лучших в море Бахуса. Не верю своим ушам, – я постучал по ушам, удостовериться, не засорился ли какой-нибудь клапан.

– Не валяй дурака.

– Кошмар, – причитал я, – куда всё катится, уже и вина выпить нельзя, тьфу.

– Ты отупел от вина.

А я кривлялся, не понимая, как исхудал мой разум, и я походил просто на бурдюк вина. Прежний вольный ветер моря сменился на мусорный дым городской клетки. И вместо гостившей свободы, радость вина теперь мутили прескверные тени и злые духи.

– Трезвость здесь граничит с безрассудством, твердил я свое.

Я принялся упрекать капитана Беллфиосса в предательстве и неверности каким-то там идеалам. В темноте я не заметил, как он шагнул назад и исчез. Обнаружив его исчезновение, я разом одумался и принялся звать Беллфиосса, кричать извинения. Но через мгновения уже и позабыл кого и зачем зову.