День Бахуса

Началась весна. С каждым днем она сильнее и сильнее разжигала пьянящее настроение грядущих чудес новой жизни. Я просто упивался им, распаляясь свободой, припадая к исходящей соком груди матери-земли с чувственностью невоспитанного ребенка. Шамбала, Калапа, Долина Бессмертных, Беловодье, блаженный остров Инис-Гуидрин открывались на каждом шагу.

Весенним утром я выходил откуда-нибудь с лицом одухотворенным похмельем, чувствуя себя словно лысая собачка ксоло, по незащищенному тельцу которой разбегаются вибрации действующего мира, и ощущал настолько неуёмную радость, что вскруженная голова требовала немедленной беатифакции (причисления к лику святых).

Двенадцать месяцев в году их дюжина считай, но веселее всех других весенний месяц май.

– Компа-а-а-й! – кричал я в восторге на японском наречии, подымая ежедневную чашу за любимый месяц.

В Африке есть такое лайфхак, мол, достаточно женщине, встретившей в джунглях удава, раздеться перед ним донага, как тот сразу вытягивается в струнку, словно загипнотизированный. И пока удав заворожено глазеет на лесной стриптиз, женщина может потихоньку приблизиться к нему и нанести смертельный удар по голове спрятанным за спиной тесаком. Вот такая охота.

Весна, наряжаясь в май, походила на эту женщину, а я на зачарованного удава. И вся красота весны и её первозданность делали из меня конченого язычника. Всем сердцем я отдавался листьям и травам, словно Фердинанд Монтера де Эспиноса, отправленный возглавить христианство на Филиппинах, после пяти мучительных месяцев плавания через океан увидевший сказочно цветущий мир, плененный и обращенный ведьмой Урдухой в язычника, жреца дикой природы.

Поклоняясь природе, как мудрейшему источнику жизни, я искал поддержку у Ангела и Ганео. Они продолжали купать меня в вине, потакая моим прихотям и желаниям.

Отцветала черемуха. Я проснулся до рассвета в чужом доме на старом диване. Звезды сходили с неба. Освежающая прохлада струилась в распахнутое окно, за ним, вплотную подступив к комнате, шелестели листьями деревья. Стараясь согреться, в тишине еще не нарушаемой гулом и лязгом металлических предметов, они пересказывали друг другу зимние сны.

Поеживаясь, я поднялся. Голова наполнилась равномерным гудением. Вчера было весело, грандиозная вечеринка удалась. На столе стояли недопитые бутылки вина. Вокруг в разных неестественных позах лежали люди, будто их между делом скосили пробегавшие мимо косари.

Посомневавшись, я для начала разбавил вино водой и выпил. Похорошело. Потягиваясь и добродушно зевая, я ласково осмотрел лежавших в неудобных позах вчерашних собутыльников. Ни Ангела, ни Ганео среди них уже не было. После того, как им рассказал про Сибаритова, они долго не появлялись. И теперь во время кутежей уходили раньше всех и встречали меня на пороге моего дома, чтобы продолжить на троих.

В соседней комнате кто-то зашевелился, громко засопел и завздыхал, как недобитая выпь. Там запутавшись в одеялах, спал хозяин дома, ему снилось, что он на тонущем корабле запутался в свалившихся на него с фок-мачты нижних парусах. А вчера он держался дольше всех и с удовольствием бегал за вином до последнего, пока носили ноги. Мы даже успели с ним потанцевать под архивный винил «Ярдбердз», напоследок обрушив пару книжных полок и разморозив холодильник. Теперь лужи по всему дому напоминали об окончании ледникового периода.

Всюду витали подтухавшие пары минувшей попойки, извращая утро до легкого безобразия. Я представил, что будет здесь через несколько часов и, хлебнув еще красненького винца, натянув чью-то полосатую кофту, вышел.

На улице светлело. Сырость и туман отступали за стены домов.

Я постоял у подъезда, решая куда пойти. Напротив стоял высокий тополь в три обхвата, слева детская площадка с корабликом, справа телефонная будка и пузатый белый автобус. Я пошел налево вдоль дома. Звуки шагов одиноко гуляли по пустому зеленеющему двору между клумб, песочниц и качелей. Утро обещало стать теплым днем. Из-за угла дома блеснуло солнце и вскоре оттуда брызнуло ярко-голубое небо. Встрепенувшись, зачирикали птицы.

Первые движения окончательно оживили мир.

Впереди через дорогу я увидел овраг, а за оврагом пустырь. Там всё было залито солнечным светом и желтым ковром одуванчиков. Я перешел дорогу и спустился в овраг.

Когда по узкой тропинке, заросшей молодой крапивой, я поднялся на другую сторону оврага, то впереди в метрах ста, вместо поля цветущих одуванчиков и пустыря, закиданного железом и битым мусором, увидел широкую нежную гладь моря с качающимся на волнах знакомым кораблем, чья палуба не раз гудела под веселыми пирушками чесночных королей. Вид судна, на котором я пережил одни из самых лучших моментов жизни, наполнил меня огнем воспоминаний. Его появление я воспринял, как обещанное ангелами небесное пришествие. Оно избавит от житейских страданий и заберет в последнее плавание.

От кромки моря в мою сторону шел человек. Солнце слепило глаза, но узнать капитана Беллфиосса было не трудно.

– Эвое! – радостно завопил я и побежал навстречу. – Эвое!