День Бахуса

Радость моя поостыла, когда я увидел лицо капитана. Серьезное, строгое, и усталое оно не вязалось с моим восторгом, к его выражению больше подходили проводы родных братьев на гильотину.

– Здравствуй, капитан, – скромно поздоровался я. – Ты не рад мне? Что-то случилось?

– Случится, когда воображение сыграет с тобой самую злую шутку и притом последнюю, – сказал капитан Беллфиосса.

Если после долгой разлуки вместо теплых рукопожатий и объятий мой друг капитан Беллфиосса говорил, что дела мои не очень, значит, так и было, но я не хотел этого понимать.

– А что я такого сделал? – огрызнулся я. – В чем собственно делол? Ты же сам говорил, что тиреус мне нужен, чтобы подгонять воображение. Я так и сделал.

Капитан проговорил так, словно каждое слово одолжил взаймы:

– Неужели, ты веришь своему воображению и тиреусу?

– В общем, да.

Капитан Беллфиосса нахмурился.

– Не томи душу, капитан. Скажи прямо, в чем дело.

– Не рано ли тебя стали ангелы навещать, сынок? Ты, я смотрю, круто сеешь.

– Ангелы! А что же тут плохого?

– Да уж куда хуже. Хуже не придумаешь.

Глаза капитан Беллфиосса сделались прозрачными и глубокими.

Поток, хлынувший оттуда, размыл мою затвердевшую форму, прожег оболочку и открыл внутри меня тень ловца человеческих душ. Я с ужасом увидел, как Великий NUESTRO SENOR ENEMIGO (Господин враг наш) с безупречной хладнокровностью серийного убийцы строит коварные планы, выдавая свой наступающий хаос за удивительный мир грядущих чудес. Люди, как дети, охотно верят ему, хотят скорейшего приближения, не понимая, что это изощренная ловушка.

Тень его лежала и на моей душе, исходившей трещинками, как разбитое зеркало. Глядя в него виделось, как otro misterio mas (еще одна тайна) крошится, теряя притягательную силу. Но теряя лишь на миг, как стервятник выпускает добычу и тут же подхватывает её в воздухе с удвоенной силой и ловкостью. Ибо в этой тайне всё – где мы и куда направляемся. Никто не знает этого, потому что это знание дает власть над миром.

Когда я пришел в себя после увиденного, то почувствовал, как император Константин, которого папа Сильвестр в порыве благодушия исцелил от слепоты.

С трудом я перевел дух и спросил:

– Ты хочешь сказать, капитан, что ангел посетивший меня не ангел, а демон?

– Самому трудно было догадаться?

– Но в таком обличье… крылышки… перышки белые…

– Обличье, – усмехнулся капитан Беллфиосса. – Тирренским разбойникам Дионис тоже показался дивным юношей, пока не обернулся львом.

– Так он их потом в дельфинов превратил, неплохо с ними обошелся.

– Не дури. Ты слишком часто полагаешься на течение. Так нельзя.

Моя левая щека дернулась. Когда меня начинают поучать, пусть даже самые мудрые люди, я становлюсь в позу несправедливо оскорбленного патриция.

– Всё понятно, капитан Беллфиосса никогда не ошибается. А что если…

– Никаких если.

– Ну подождите, капитан. В к примеру, Парацельс, он же доктор Гогенгейм, тоже водился со всякой нечистью. Сильфы к нему приходили, ореады навещали, ундины там всякие Природные духи были с ним дружны. Или нет?

– Тебе то, что до него?

– Может, в его судьбе что-то перекликается с моей.

– Не дури, говорю.

– Расскажите про него, пожалуйста. Безумно интересно. Вы наверняка с ним знакомы. Я знаю, что вы были в Базеле, когда он там преподавал. И его редкий день видели трезвым. Не вместе ли вы выпивали?

– Хм, – хмыкнул Беллфиосса, его лицо поприятнело, погрузившись в воспоминания. – Я познакомился с Филиппом Теофрастом в Константинополе, когда ему было чуть больше двадцати четырех. Он уже объездил Европу и направлялся в Азию. Встретились мы в доме одного ученого араба. Будучи уже навеселе Филипп отвел меня в сторону и по секрету признался, что здесь на Востоке ему открылись некоторые знания, с помощью которых он развил в себе прежде недоступные возможности, и с их помощью, якобы невольно, проучил одного негодяя, конокрада из Молдавии. Какие знания он получил, Теофраст умолчал. В свою очередь я предложил встретиться вечером или на следующий день, желая поделиться с ним кое-какими соображениями о предмете нашего разговора и услышать его мнение. Наша встреча состоялась следующим вечером. Тогда-то, выпивая с ним в одном укромном заведении, я и узнал ближе этого удивительного человека. При всем вспыльчивом характере он имел глубину ума необыкновенную. Во хмелю же был необуздан, словно одержим бесами. На моих глазах он прокусил нос одному индийцу, решившему возразить Филиппу по поводу его учености. Вторая наша встреча была уже в Базеле, когда ходило множество слухов о докторе Парацельсе, Мастере Эликсира Жизни. На самом деле в эти годы профессор уже не касался ни вина, ни женщин, видя в том и в другом корни помешательства. Правда, и сам он тогда имел вид довольно странный, видимо, сказывалось общение с силами, к коим он часто взывал, пытаясь их приручить. И всё, как он объяснял мне, лишь для того, чтобы лечить болезни и исцелять безнадежных. А ведь мудрейший был человек.

– А что с ним сталось? Говорят, убили его. Правда?