День чёрной собаки

Кровосос убивает с показной жестокостью и жаждет славы. А значит, он способен абсолютно на всё. Ради славы – на всё, что угодно. Вот что пугало Криденс больше всего: Кровосос жесток, умён, но при этом непредсказуем. Он явно заранее наметил жертвы, убивает по тщательно продуманному плану, но способен на любую импровизацию. Если его что-то заденет – он выйдет за любые пределы. Он не знает границ. И это очень страшно, потому что Кровосос не тупой отморозок, который не обращает внимания на границы и потому слаб, хотя себе кажется сильным, а умный зверь, умеющий преодолевать границы, раздвигая рамки творимого зла. Он раскрутил кровавый хоровод, но в нём он не солист, а хореограф и в любое мгновение может добавить в постановку новый элемент.

– Я тебя ненавижу, – прошептала Криденс и нервным жестом сломала сигарету. Остановилась и удивлённо посмотрела на её остатки. Криво улыбнулась, тихонько выдохнула, чувствуя, что паническая волна уходит так же внезапно, как накатила, хотела повернуться к «Небесам», но замерла.

Застыла, глядя на вышедшую в переулок собаку.

Большую чёрную собаку.

Кроме которой вокруг не было никого. Ни одного прохожего. Ни одной проезжающей машины.

Никого.

Собака, в свою очередь, стояла и спокойно смотрела на Криденс. На застывшую в ужасе Криденс. Абсолютно чёрная собака. Мощная грудь, крепкие лапы, глаз девушка не разглядела, но не сомневалась в том, что они чёрные.

Как всё в этом адском псе.

«Адский пёс!»

И никого вокруг.

Даже звуки города исчезли, оставив Криденс наедине с безжалостной тварью. С призрачным чёрным зверем, который всегда становится вестником несчастья. Криденс не боялась собак, но эта нагнала на неё такой ужас, что продержалась девушка недолго – всего десять секунд, – после чего развернулась и со всех ног бросилась к спасительным «Небесам».

Что же касается большой чёрной собаки, то она проводила убегающую Криденс удивлённым взглядом, после чего обнюхала угол дома и неспешно потрусила во двор.

двадцать лет назад

– Пусть она замолчит! – закричал Платон. И голос его сорвался на визг.

– Заткните её! – распорядился Руслан.

– Как?! – злобно огрызнулся Илья.

– Как хочешь! – ответил Руслан, бросив быстрый взгляд на рыдающую Аду. – Как хочешь, мать твою!

– Она же бешеная!

– Я её боюсь!

Громкий лай большой чёрной собаки наполнял собою весь лес и, отражаясь от толстых стволов, казалось, вылетал далеко за его пределы. Казалось, его слышат все обитатели «Сухарей», слышат и поворачивают головы, пытаясь понять, что могло так сильно выбесить собаку, что она захлёбывается кипящей ненавистью. Ребята дёргались, считая, что привлекли внимание всего посёлка, дёргались и злились, кричали друг на друга. Они не понимали, что яростный лай не отражается от деревьев, а путается в них, застревает в листьях и густом кустарнике и оглушительно громким лай был только для них, а в действительности едва долетал до поселкового забора и, ударившись об него, умирал окончательно.

– Не трогайте её! – сквозь слёзы прокричала Ада.

– Она сама кого хочешь тронет, – рявкнул Руслан. – Бешеная сука!

– Я её боюсь! – вновь подал голос Платон, отступая на шаг назад.

– Она сама нас боится!

– Не похоже!

– Она ещё никого не укусила! – голос Руслана стал спокойнее. Неожиданное появление Мары напугало и вывело из себя юношу – как и остальных ребят, – однако Руслан первым сумел собраться и решить, что делать дальше. – Эта псина только гавкать умеет.

Может, и так, однако лаяла Мара настолько агрессивно и смотрела на ребят с такой злобой, что сомнений в том, что она при первой же возможности пустит в ход клыки, ни у кого не возникало.

– Если так, то отгони её!

– Что?

– Отгони, – попросил Платон, изо всех сил стараясь не впасть в полноценную истерику. – Отгони её, пожалуйста!

– Как?!

– Сделай что-нибудь!

– Не трогайте! – умоляла Ада, размазывая по лицу слёзы. – Пожалуйста, не надо!

А услышавшая её голос Мара залаяла ещё громче.

– Заткнись! – заорал Руслан, и было непонятно, к кому он обращается. – Заткнись!

Он стоял прямо перед разъярённой собакой и, к чести своей, не отступал, хотя, конечно же, боялся. Руслана била дрожь, но он не отступал. Не провоцировал Мару, не дразнил её, но не отступал. А справа и чуть позади стоял ещё более напуганный Платон.

– Сделай шаг вправо, – велел ему Руслан.

– Что?

– Вправо! Два шага!

– Ты же сказал один!

– Сделай, мать твою!

– Зачем?

– Просто сделай!

Руслан видел больше, чем балансирующий на грани срыва Платон, не отрывающий взгляда от Мары, и знал, что нужно сделать.

Или попытаться сделать.

– Два шага!

На этот раз Платон повиновался, сделал два шага в сторону от друга, и Маре пришлось повернуться, чтобы по-прежнему держать обоих ребят в поле зрения.

– Ещё два шага! – распорядился Руслан.

– Сам делай!

– Я не могу!

– Почему?!