День да ночь

- Это верно, - подтвердил Опарин. - Пушка маленькая и прицелиться можно, только если на колени станешь... Да, стою я на коленях и соображаю, что делать. Броня такая, что не прошибешь. А когда на тебя такая громадина ползет, соображается плохо. Но сообразил! Есть у этой махины место, где броня полностью отсутствует. Туда и надо вложить снаряд. Целюсь прямо в канал ствола. У сорокапятки снаряд мелкий, а у тигриного орудия канал ствола широкий, как форточка. И влепил я свой снарядик тютелька в тютельку, куда надо. А он в этот момент тоже выстрелил. И наши снаряды там у него, в стволе, встретились. Мой маленький заклинил его "чемодан", и тот никак не может выбраться. Застрял намертво. Ни вперед, ни назад. Что тут началось... Настоящее кино. Он и подпрыгивает, и башней трясет, и стволом из стороны в сторону мотает, хочет мой снаряд вытолкнуть. Но ничего у него не получается. Застряло там все намертво, веди теперь танк в ремонтную мастерскую. Тут он по-настоящему рассердился на меня и как попрет на самой высокой своей скорости. Но теперь я спокоен. Стрелять он не может, а с близкого расстояния я ему и гусеницы сосчитать могу. Шарахнул - правой гусеницы нет! Растянулась по земле, как змея ядовитая. Дрожит от злости, но сделать ничего не может. И "тигр" без этой змеюки, ни вперед, ни назад. Завертелся на одном месте, как собака, если ей к хвосту рака прицепить. "Ну, - думаю, - пусть теперь вертится, гад, пока у него горючка не кончится". Решил попросить ребят присмотреть за "тигром", а самому сходить к пехоте, может, парой гранат разживусь. Грохну его гранатами, и все кино. Только не успел я сходить. Потому что от унижения, которое я ему причинил, он чокнулся и сделал такое, что ни один нормальный танк себе никогда не позволит. Сбросил вторую гусеницу и попер прямо на меня, на самих колесах.

Рассказать, как разворачивались события дальше, Опарин не успел. Прервал Афонин:

- Командир проснулся. Сюда идет. И вроде бы злой.

Опарин кивнул головой: "Понял, мол, все будет в порядке" - и продолжил:

- А я до сих пор не знаю, как его остановить. И спросить не у кого. И посоветоваться не с кем. Сколько раз рассказываю, но как раз на этом самом месте, всегда кто-нибудь из начальства приходит и начинает наводить порядок. Наверно только после войны все точно выложу... А сейчас - извините. Сейчас нам всем сержант Ракитин фитиля вставлять будет.

* * *

Ракитин проснулся от головной боли. Полежал немного, старался не шевелиться. Но боль не проходила. Охватило обручем голову и жало со всех сторон. А спать хотелось больше прежнего. Чувствовал, что спал всего полчаса, не больше. Значит еще полчаса у него в запасе. Это хорошо. Еще полчаса поспит, и голова болеть перестанет. Должна перестать. И нечего дергаться. Приказал Лихачеву, чтобы через час разбудил. Разбудит вовремя. По привычке глянул на часы и не поверил: три часа прошло. Не могло такого быть! Ведь только прилег. Протер глаза, уставился в циферблат. Все точно: три часа. Ракитина как пружиной подбросило. Что же получается? И вскипел. От беспокойства, что еще много надо сделать до ночи, и от того, что Лихачев не разбудил. А больше всего, наверно, от того, что болела голова. С пилоткой в руке, не застегивая воротничок гимнастерки, выпрыгнул из кузова машины.

Солдаты сидели кружком, слушали Опарина, посмеивались.

- "Врежу по полной! - решил Ракитин. - Лихачеву в первую очередь. Совсем разболтался. Во вторую - Опарину. Тут копать да копать, а они расселись и ржут как жеребцы. Весело им. Сейчас еще веселей станет".

Солдаты замолчали и встали. Видели, что командир зол на весь белый свет. Но вины за собой не чувствовали и не могли понять, чего он кипятится. Если из-за того, что не разбудили, так для него же и старались. Хотели, чтобы отдохнул.

- Почему не разбудил! - сержант уставился на Лихачева злыми глазами. - Тебе что было приказано?!

- Разбудить через три часа! - деревянно отрапортовал Лихачев, глядя на командира ясными глазами.

Опарин и Афонин переглянулись. Злиться из-за того, что ему дали поспать... И оба решили, что это он напрасно.

- Через час я тебе приказал!

- Никак нет! Через три часа! - Не мог Лихачев заложить Опарина, который не велел будить сержанта.

- Забыл, а теперь оправдываешься! Вот я тебе врежу за забывчивость твою!

- Через три часа, товарищ сержант! - упорно стоял на своем вытянувшийся в струнку Лихачев.

- Опарин! Через сколько я приказал разбудить?! - хорошим командирским голосом продолжал добываться истины Ракитин.

- Через три часа! - громко и четко, как этого требует устав доложил Опарин.

Глотка у него была покрепче ракитинской. Всем показалось, будто в воздухе что-то прошумело, как бывает, когда пролетит над головой тяжелая мина. Дрозд даже пригнулся и втянул голову в плечи. А Бабочкин с возросшим уважением посмотрел на Опарина.

" Сговорились они, - понял Ракитин. - Все хороши!"

- Сидим! Сачкуем! Кто копать будет?! - Продолжил он "врубать", сменив тему. - Дядя копать будет?!

- Плановый перекур! - доложил Опарин. - Укрытие для машины готово более чем наполовину!