День да ночь

Потом открылась дверь водителя, и на подножку медленно вытянулся, в залитой кровью гимнастерке, Лихачев. Он стоял, привалившись плечом к открытой дверце, и держался за нее, обеими руками, высокий, тощий, с длинной, торчащей из воротника гимнастерки шеей. Рот у него был полуоткрыт, лицо потемнело и осунулось. Он смотрел на товарищей ошалелыми глазами, веря и не веря, что добрался до своих. Видно было, что этот истекающий кровью солдат хочет что-то сказать, но нет у него для этого сил. Хватило только, чтобы открыть дверь машины и встать на подножку. А больше уже не осталось. И сейчас он рухнет на землю.

Афонин обогнал Кречетова и подхватил товарища. Он хотел помочь Лихачеву сойти с подножки, но тот крепко держался за дверцу и не поддавался.

- Куда тебя? - спросил Афонин.

Лихачев пошевелил губами, но ничего не сказал. Или, может быть, сказал, но так тихо, что никто не услышал.

- Ранило куда? - прикрикнул на него старший лейтенант.

Лихачев, вроде бы, пришел в себя.

- Никуда меня, - торопливо заговорил он. - Никуда. Товарищ старший лейтенант, они нас в плен хотели взять, - пожаловался он. - Черта им Лысого! Мы им фигу показали!

Он отпустил, наконец, дверцу, сошел с подножки, и все увидели лежащего на сидении маленького Соломина.

- Соломина убили, - продолжал Лихачев торопливо, словно боялся, что ему не дадут договорить. - Они хотели нас догнать. Они думали, что могут нас в плен взять. Из пулеметов секли. Кабину насквозь. Стекло испортили... Соломина убили... Я таких водителей никогда не видел...

По щекам Лихачева катились слезы, но он этого не замечал.

- Пойдем, - попытался увести его Афонин. Но Лихачев не дался.

- В плен они хотели нас захватить... Мы им фигу показали... А они Соломина убили... - не мог Лихачев остановиться. - Как он машину вел! Если бы не Соломин, нам бы всем конец...

- Отставить разговорчики! - прикрикнул Кречетов. - Шагом марш стирать гимнастерку!

Подействовало. Глаза у Лихачева приобрели осмысленное выражение, и он замолчал.

- Без стирки не обойтись, - Афонин обхватил Лихачева за плечи и повел к реке. - Пойдем, у меня и мыло есть.

- Соломина на КП, - распорядился Кречетов.

Высокий шофер в кожаной куртке подошел к кабине. Взял на руки Соломина и бережно понес к командному пункту. Автобатовцы последовали за ним.

- Какого водителя убили! - Кречетов выругался. - Другого такого во всем корпусе нет.

Подошел Опарин с автоматом за правым плечом.

- Разрешите доложить о результатах разведки, товарищ старший лейтенант.

Кречетов посмотрел на солдата, покачал головой...

- Хорош! Вы что там, в рукопашную схватились? Иди к себе. Очухаешься, доложишь, - он еще раз оглядел Опарина. - До чего хорош. Фрицев по ночам пугать можно.

* * *

- Чем это тебе приварило? - спросил Ракитин.

Левый глаз у Опарина заплыл, осталась только узкая щелочка, в которой угадывался зрачок.

- Стукнулся случайно. Мчались от этих мотоциклистов, все колдобины сосчитали. Карусель в кузове пощла такая, что на ногах не устоишь. А там столько барахала... Выбросить надо все, к чертовой матери. - Не рассказывать же, что табуреткой ударило. Будут потом полгода шуточки подбрасывать.

- Стрелять как теперь будешь? - пожалел товарища Афонин.

- Нормально. Я все равно левый глаз прищуриваю. Теперь и прищуривать не надо. Такое вот кино. Даже удобней. Только, кажется, все кости переломало. Болит везде.

- Дай посмотрю, - предложил Афонин.

Опарин встал, снял гимнастерку и нательную рубашку. На белом, лишенном загара теле, алели красные пятна и ссадины - следы сильных ударов.

Афонин нажал пальцем на большое пятно, расплывшееся по ребрам. Опарин охнул.

- Больно?

- Больно.

- А здесь?

- И здесь больно.

- Здесь?

- Больно.

- М-да, везде больно... Ребра тебе помяло, - поставил диагноз Афонин. - Трещины, наверно. Такое бывает. Хорошо бы в баньку сейчас, потом медвежьем салом натереть. А так придется недельку потерпеть, не меньше. Потом заживет. А это что такое?

Сзади, на шароварах Опарина, отсвечивала вентиляция величиной с хорошую ладонь. А в эту неожиданную и совершенно не нужную вентиляцию выглядывала большая, с кулак, красная шишка, поперек которой протянулась широкая ссадина с запекшейся кровью.

- Ого! - прищурился Афонин. - Тебя и здесь зацепило. Снимай штаны.

- Еще чего! - возмутился Опарин. - А что там такое? - И потянулся рукой, чтобы ощупать.

- Не трогай! - удержал руку Афонин.

- Ну, и что там у меня?

- Откуда я знаю? Снимай штаны!

- Следует осмотреть, - поддержал Афонина Лихачев. - Может там что-то серьезное. Может у тебя там ползадницы не хватает?

- Снимай! - приказал Ракитин.

Опарин затравленно осмотрелся, не нашел ни у кого поддержки и начал медленно расстегивать ремень.

Солдаты ждали.

Опарин приспустил шаровары, затем и кальсоны. Все уставились на здоровенную кровоточащую шишку.

Попался Опарин. Ох и попался... Нельзя было пропустить такой удобный случай. Это же просто подарок расчету...

Начал, как это и положено по субординации, командир орудия.

- Вот фашисты! - возмутился он. - Правильно замполит говорил: никакой у них совести. Испортили человеку казенник.