День да ночь

- Лезешь ты, птица Дрозд, куда не надо, - все у Опарина болело и Дрозд со своей дурью надоел. Не соображает, так молчал бы.

- Нет, почему же, - не согласился Лихачев. - С научной точки зрения в рассуждениях этой птички, кажется, что-то есть. Попытайся, Дрозд, развить свою конструктивную мысль. Сумеешь?

- Могу, - охотно согласился Дрозд. - Во всех механизмах движущиеся части маслом смазывают. Чтобы меньше трения было, и чтобы все лучше скользило. А снаряд в стволе тоже должен скользить. Так?

- Так, - подтвердил Лихачев.

- Значит, если снаряд хорошо смазан, он лучше будет двигаться по стволу. Разгонится в стволе и быстрей полетит, - развивал свою мысль Дрозд. - И ударная сила у него будет больше. Вот так.

- Чем ты мне нравишься, Дрозд, - обрадовался Лихачев, - так это тем, что есть у тебя свои мысли, убеждения, можно сказать.

- Это есть, - охотно согласился Дрозд. Он и сам так думал. Мысли у него были. И убеждения тоже. Он вообще не понимал тех, кто с ним не соглашался.

- Ты бы это сержанту объяснил, - посоветовал Лихачев. - Если Ракитину дельно и обстоятельно объяснить, он поймет. Возможно не сразу, но ты постарайся убедить человека.

Опарин хотел сказать Дрозду, что тот лопух, ни хрена ни в снарядах, ни в смазке не соображает, и нечего ему лезть не в свое дело. Любой салага знает, что если смазку не снять, то после стрельбы в канале ствола такой нагар останется, что пока чистить будешь, всех святых проклянешь. Но не сказал. Подумал, что, может быть, Дрозд и вправду полезет растолковывать свои дурацкие мысли Ракитину. Это было бы интересно.

Но Дрозду предложение водителя не понравилось. Одно дело - объяснять - Лихачеву, даже Опарину, и совсем другое - сержанту. С Ракитиным ему общаться не хотелось.

- Могу, конечно, - сообщил он. - Но с командиром спорить не стану. С командиром спорить не положено.

- Зря, - пожалел Лихачев. - Здорово выручил бы нас. Да и свою собственную жизнь облегчил. Мы перед каждым боем с этими боеприпасами мучаемся, - он досуха обтер головку снаряда, подышал на нее и протер чистой ветошью. Металл заблестел. - Зачем снаряд до такого вида доводить? Кому он нужен, блеск?! А оказывается, это даже вредно. Ты все очень толково объясняешь. Может быть, все-таки возьмешься для общей пользы? Подумай.

- Нет, - отказался Дрозд. - Не уговаривай. Не положено, и все. Он тоже вынул из ящика снаряд и стал его драить.

- Нет, так нет, - вынужден был отступить Лихачев. Скучно ему было. Но с Дроздом не получилось. Опарин отпадал. С Опариным сейчас связываться не стоило. Оставался Бабочкин, который тоже протирал снаряды. Был у Лихачева к нему хороший вопрос. Но начал солдат издалека.

- Вы как, товарищ корреспондент, все наши боевые будни описывать станете, - спросил он, - или какой-нибудь отдельный эпизод?

- Мне про один бой рассказать надо. Тот, что вы у дороги вели, - объяснил Бабочкин. Такое задание от главного редактора.

- Понятно... - Теперь Лихачев мог приступить к главному. - Но интересно нам, простите за любопытство, почему вы в младших сержантах ходите? Мы, правда, настоящего корреспондента видим в первый раз. В наших местах все больше дрозды попадаются, а корреспондент - птица редкая. Но считаем, что корреспонденты офицерские погоны должны носить. А вы, извините, ничего плохого не хочу об этом сказать, - младший сержант.

Остальные с любопытством смотрели на Бабочкина, ждали, что он ответит. Действительно, корреспондент из газеты, но почему-то младший сержант. Так вроде и не бывает.

- Сержант - звание неплохое, - не согласился Бабочкин. - Ваш Ракитин тоже сержант.

- Я не говорю, что плохое звание, - не отступал Лихачев. - Для того, чтобы воевать - вполне подходящее. Но чтобы писать - звездочки нужны. Здесь надо иметь обширный образ мысли. Я так думаю. И создается определенное противоречие. С одной стороны, человек - корреспондент, но с другой - младший сержант.

- Так уж получилось, - попытался уйти от ответа Бабочкин. Не хотелось ему о себе рассказывать. Ему других послушать хотелось.

- Вот и расскажи, как получилось, - поддержал Лихачева Опарин.

- Не интересно это никому.

- Почему же, народу интересно, - заверил Бабочкина Опарин. - Народ просит.

- Конечно, - подтвердил от имени народа Лихачев.

- Ладно, уговорили. - Бабочкин почувствовал, что все равно придется рассказывать, и решил извлечь из этого пользу. - Только у меня тоже есть вопрос. К тебе, Опарин. Почему ты столько воюешь, а до сих пор рядовой? И опыт у тебя, и авторитет, и голос. Тебе бы давно сержантом быть надо.

- Я уже был, - усмехнулся Опарин.

- Вначале был сержантом, потом стал рядовым?

- Да нет, сначала, когда родился, я даже и рядовым еще и не был. Это уже потом, когда в армию призвали, стал рядовым необученным. Повоевал немного и дорос до рядового обученного. Когда много повоевал: три лычки на погоны и командир орудия. Но не оправдал. Так что разжаловали.

- Как это - "не оправдал"? - заинтересовался и Дрозд. "Просто так не разжалуют", - подумал он. И ему очень захотелось узнать, на чем погорел Опарин.

Опарин на вопрос Дрозда не ответил. Не посчитал нужным.