- Самое подходящее место, - заверил Хаустов. - Дальше нельзя. Ночь. Прицельный огонь по-настоящему вести не сумеем. И ближе подпускать нельзя.
- Вы что скажете? - повернулся Кречетов к Воробейчику и Афонину. - Вам здесь воевать.
- Подходит, - согласился Воробейчик. - И отойти можно по этому окопчику.
- Подходит, - подтвердил Афонин.
- Значит здесь и закладываем, - решил Кречетов. - Провода у вас сколько метров?
- Два мотка по восемьдесят. Новый и крепкий, - доложил Воробейчик. И объяснил, - я на всякий случай, метров по двадцать прибавил.
- Восемьдесят - далековато, - сказал Афонин.
- Почему? - провод позволяет, - Кречетову понравилось, что можно посадить подрывников подальше.
- Провод позволит - глаза не позволят, - не торопился с объяснением Афонин.
- Танк за восемьдесят метров не увидишь?
- Танк увижу. Ночью за восемьдесят метров место точно не определю.
- Почему так думаешь?
- Знаю.
- Приходилось подрывать танки ночью?
- Стрелять ночью приходилось. Охотники мы. Восемдесят метров - это на авось.
- А сколько пойдет?
- Тридцать. Это наверняка. Ну сорок...
Офицеры переглянулись. Подвывать танки за тридцать метров - такого им в голову не приходило.
- А дальше, считаешь, нельзя? - еще раз спросил Кречетов.
- Может и получиться, а может и нет.
Кречетов посмотрел на Воробейчика.
- Ночью... свет от ракеты... м-м-м... не особенно... Расстояние определить трудно. А вешку не поставишь. Чем ближе, тем верней.
Следовало верить солдатам. Тем более, говорили они не для того, чтобы облегчить свое положение.
Кречетов задумался. Одно дело - схитрить, подорвать пару танков, остановить вражескую колонну. Другое - послать на заведомую гибель двоих солдат. Да Воробейчик и Афонин стоили больше, чем все эти танки.
- Давайте - за шестьдесят, - предложил он. - Если и не подорвем танк, черт с ним. Они все равно остановятся.
- Овчинка выделки не стоит, - Воробейчик не то, чтобы возразил, но и не согласился с Кречетовым. - Оно и за шестьдесят опасно, но может не получиться. Чего зазря такие хорошие гранаты расходовать?! Лучше за тридцать и подорвать, использовать гранаты на полную катушку.
Афонин промолчал, но видно было, что он согласен с Воробейчиком.
- Может быть, бросим эту затею? - спросил Кречетов. - За тридцать метров - это... - чуть не сказал, что это почти верная смерть. Но вовремя спохватился. Нельзя такое говорить. - Слишком близко.
- Нет, - возразил Афонин. - В окопе ударная волна не достанет. Разве только землей присыплет. А пока они паниковать станут, можно по-тихому уползти.
- Обойдется, - рассудил и Воробейчик. - Все правильно, обойдется. Что за тридцать метров, что за шестьдесят - выбираться отсюда одинаково трудно будет. А если танк подорвем, они непременно задержаться. Тем более - если два. И артиллеристам раздолье: круши их, пока они на одном месте топчутся. Фрицам не до нас будет. Уползем.
Офицеры молчали. Не им подрывать танки за тридцать метров. Все зависело от Воробейчика и Афонина. Да еще от того, какое решение примет старший лейтенант. А Кречетову было легче самому пойти на это дело, чем посылать Воробейчика и Афонина.
- Неизвестно, кому больше достанется, - нарушил молчание Воробейчик. - Нам - или там, - махнул он рукой в сторону орудий. - У нас даже проще. Рванул и пополз потихоньку к своим. В темноте никто не заметит. А там, - он снова указал в сторону, где растянулась оборона, - там жарко будет. Фрицы ведь все равно очухаются и попрут к мосту.
Эти его слова были для Кречетова последним доводом. Потому что действительно, может, ребятам повезет и сумеют они уползти. А скольких недосчитаются солдаты, обороняющие плацдарм, когда на них навалятся танки и автоматчики... Хорошо, если можно будет утром половину поставить в строй. Всем будет тяжело: и этим и тем. А фугасы, если затея удастся, принесут большую пользу.
- Хорошо, - согласился он. И решил: - Сорок метров. Траншеи протянуть так, чтобы подрывники смогли по ним отойти. Всех людей, сколько есть, поднять и за лопаты.
- Сейчас и заложим фугасы, - предложил Хаустов.
- Может, сначала пристреляться? - спросил Кречетов. - А фугасы потом.
Лейтенанта Хаустова, командира батареи, в жар бросило от этого "пристреляться". Он даже почувствовал, что уши у него вспыхнули. Малиновыми у него в таких случаях становились уши.
"Как же это получается? - с недоумением подумал он. - Это я должен был сказать, что надо прежде всего пристреляться. Во всех конспектах записано. Какой я командир батареи, если не знаю, что нужно делать при подготовке к стрельбе! - казнился он. - А пехота знает. Позор".
Уши Хаустова постепенно приняли естественный цвет, а выступившие на лбу мелкие капельки пота он стер рукой.
- Да, да, конечно, - суетливо закивал он. - Непременно надо пристреляться. Именно это я и имел в виду. Сейчас займемся.
- Пристреливайтесь, - Кречетов как будто не заметил промаха комбата. - Пристреливайтесь. Потом заложим фугасы и доделаем окопы.
Пока шли к орудию, Хаустов инструктировал Ракитина.