День денег. Гибель гитариста. Висельник

— Мужчина! — грозно звучит ее голос.

— Бабушка за невинность опасается, — еле слышно скажет кто-то.

Меж тем она была не бабушка, меж тем ей было чуть за сорок, она просто нарочно привела себя в такое состояние, чтобы не понравиться никому, даже пьяному последнему бомжу.

А была когда-то красивой — и помнила это.

И помнила, как красив был тот, кого она полюбила.

Помнила, как завораживали его глаза, завораживал его голос.

Помнила, как стоял он цветущим летом у ворот и позвал ее в прохладу дома чаю попить.

И там, в прохладе, такое с ней сделал, что не осталось в ее душе ничего, кроме жуткого изумления, не осталось ни одного слова, кроме отпугивающего: «Мужчина!»

Вот только странно: словно во сне это было; никак она не вспомнит, где ж он живет, где ж тот дом, в котором была прохлада — а чая обещанного не было.

Годами она искала — и нашла!

И так же ласково подманивает ее он, этот человек, узнанный ею, — и глазами, и словами, и всем, всеми, всем… Хитрец!

Что ж, и она схитрит. Она сегодня на шажок к нему поближе, завтра еще на шажок (потому что сразу нет сил, страшно), а когда приблизится совсем близко (хорошо бы — в комнатке, в прохладе, где чая, однако, нет), тогда она достанет из-под кофты острый нож…

Одно непонятно: чем ближе к нему, тем жальче его. Она знает: это он напускает колдовство на нее. Она сопротивляется. Не поможет это ему! Она сделает свое законное святое дело…

8

Человек предполагает, а Бог располагает — слова известные.

Но известно и то, что человек создан по образу и подобию Божию, а значит, все-таки способен тоже располагать собою.

Лично я вообще уверен, что человек о себе почти все знает наперед. «Знал бы, где упасть, соломки подстелил бы», — оправдывается он, потирая ушибленное место. А меж тем, как правило, знает, где упадет, предчувствует, но соломки стелить не спешит, размышляя: во-первых, может, еще и обойдется, во-вторых, если уж упадешь, то соломка не поможет, в-третьих, от судьбы не уйдешь, в четвертых… В-четвертых, иногда упасть так почему-то хочется…

ЕЛЕНА знала, что ей не нужно выходить замуж за Печенегина.

Они учились вместе в музыкальном училище.

В любом учебном заведении время от времени образуется класс или курс особенный — яркий, громкий, с выдумками, с хулиганством, конечно, но и с умением учиться и забавлять себя и других весельем. О таких курсах ходят потом легенды, были и небылицы, такие курсы после окончания регулярно собираются, чтобы отметить пятилетие, десяти-, двадцатилетие выпуска… На таком курсе и учились Елена Патрина и Денис Печенегин. Елена была звездой этого звездного курса, Денис же — паршивой овцою, он казался приблудным, лишним, нездешним. Ни в выдумках, ни в весельях он не принимал участия, но и не был совсем уж угрюмым, мог оказаться в дружеской компании и даже стакан вина выпить. Однако — ничего сверх, все в меру, все аккуратно. Скучен и пресен, думала Елена, глядя на него с раздражением.

О подобных людях мать Елены говорила: положительный. Или — еще хуже слово — степенный. Именно о таком муже мечтала она для дочери, рассуждая о ее возможном будущем и вспоминая ее отца — не положительного и не степенного человека, чуть было не отравившего ей жизнь, — но она вовремя поняла, с кем имеет дело. Елена и согласиться с ней не могла, и не согласиться тоже: она отца не помнила.

Но, видимо, уродилась в него: положительности и степенности в себе не обнаруживала. Наоборот, очень рано проявила любопытство ко всему взрослому, любопытство иногда просто нестерпимое.

Многое можно было бы рассказать о ее подростковой жизни — о мыслях, желаниях и некоторых поступках, но таковы они, что трудно их вместить в мягкий стиль данного повествования (пусть цель у него сугубо информационная), тут надо бы новый рассказ заводить — новыми словами, но и без того слишком много получилось отступлений.

Если ж мягко, то можно сразу подытожить развитие Елены к моменту обучения в музыкальном училище: она с удовольствием ощущала себя красивой и грешной. В отличие от Эльвиры Нагель, которая имела некое оправдание для себя, имела историю, Елену приятно волновало осознание своей, мамиными словами говоря, испорченности, развращенности и аморальности — в чистом виде, без причины и истории, хотя она старалась вести себя так, чтобы мама ничего не узнала.

Заводить множество романов — это слишком простенько. А вот, например: свадьба ее подруги и однокурсницы. Свадьба справляется в каком-то кафе пристройке к обычному жилому дому. Елена веселится, танцует направо и налево, смеется — на жениха вовсе не обращая внимания. А сама наблюдает, караулит. Вот жених вышел покурить и освежиться — один, поскольку невесту в это время обнимает с плачем его мамаша, обнимает, говоря, что только о такой жене для сына и грезила. Вот к жениху подошел приятель. Отошел. И тут Елена. Улыбается в лицо жениху и говорит: последний подъезд, последний этаж. Встречаемся через пятнадцать минут.

И возвращается в кафе, танцует, веселится, жених тоже возвращается, смирно садится возле невесты, Елена на него — ни взгляда, а минут через десять — уходит.