День денег. Гибель гитариста. Висельник

— Несомненно, ошибаетесь.

Он ушел, а я помчался к Бен Гуриону. И — застал его на выходе.

— Куда так рано, идиот?

— Осмотреться. И вообще.

— Все отменяется. Прошу вернуть задаток.

— Увы.

— Это как — увы?

— Задаток — плата за готовность. За молчание. И — в счет аванса последующих услуг, — высказался начитавшийся «Анны Карениной» Бен Гурион.

— Черт с тобой!

Уладив это, я вернулся домой и завалился спать.

Свадьба наша, как и предполагалось, была тихой, лиричной. То есть, получив свидетельства о браке, мы приняли поздравления от мамы Нины, которая говорила, что никогда, в сущности, не любила шумных торжеств (глядя на дочь с радостью и тревогой — на меня глядеть почему-то вообще опасаясь), — и скрылись в моей квартире, которую я мог теперь называть НАШИМ домом.

— Странно, — сказала Нина. — Ведь ничего не произошло — и все-таки что-то произошло. Ну, стали называться муж и жена. Ну и что? Остальное осталось по-прежнему. Ну, теперь я буду жить с тобой. Ну и что? Остальное-то осталось по-прежнему.

И заплакала.

— Ба! — умилился я, утирая ей слезы. — Тогда чего ж ты ревешь, дурочка?

— А это сырая вечная бабья натура. Потому что все-таки произошло что-то очень важное.

— Ладно, — сказал я. — Теперь — свадебное путешествие. Вот тебе глобус, ткни пальчиком — и мы туда поедем.

— Нет, — сказала она. — Никаких свадебных путешествий. Во-первых, меня мама много по стране повозила…

— Я тебе глобус показываю, а не карту бывшего СССР.

— Дело не в этом. Свадебное путешествие, когда на средства жениха, это… Ну, плохо я себя буду чувствовать. То есть — ты только не сердись, пойми — будто платишь сама собой за предоставленные удовольствия, за поездку, за гостиницы-люкс, за берег моря, я ведь знаю, ты именно это представляешь.

— Чего ж ты хочешь?

— Ничего. Пока лето — буду читать, по хозяйству возиться — свадебные путешествия по магазинам совершать.

— Я буду все привозить на неделю, зачем?

— Я хочу сама. Я люблю ходить по магазинам. А если в выходные отвезешь меня куда-нибудь на берег реки или в лес — спасибо. Вот чего я хочу.

Что ж. Поразмыслив, я это понял. Я это принял. Я это оценил. К чему, действительно, заморские пляжи и ананасы в шампанском, если главная радость — рядом. И — в душе.

Касательно же потомства — с обоюдного согласия решили подождать.

Университет заканчивать нужно, сказала она. А потом стать свободным специалистом. Психоаналитиком. Ведь до чего мы дикие, у нас только талдычат на всех углах о психоанализе, а уже каждому нужен свой психоаналитик, как свой зубной врач! — горячо говорила она. У меня есть способности и понимать людей, и даже на них действовать, я чувствую. Хочешь, попробую на тебе?

Я охотно соглашался. Действовало.

Однажды, мотаясь по городу, я остановился перед перекрестком и рассеянно поглядывал на аллею широкой улицы, разделяющую две полосы движения. На лавочках сидели разные люди: погода погожая.

Вон юная парочка сидит, девушка очень похожа на мою жену. Уже загудели сзади, требуя, чтобы я поехал — зеленый свет давно, — а я все смотрел и все никак не мог решиться понять, что это моя жена и есть. Наконец я опомнился, переехал перекресток, нашел свободное место у тротуара, вышел — и за деревьями, за коммерческим киоском, за остановкой троллейбуса стал пробираться так, чтобы оказаться у них сзади.

Они были довольно далеко, но по каким-то признакам я видел, что говорят они тихо и задушевно. То он что-то скажет, то она. То — помолчат. Это молчание меня больше всего и взбесило. Понимаете, когда встречаются просто знакомые и присаживаются поболтать — ну как, мол, дела, — в их разговоре пауз не бывает. Паузы, а иногда и просто молчание, — бывают только у близких. Так, недавно мы с ней лениво лежали на берегу реки, просто смотрели на воду, на небо, держались за руки — и молчали. Кажется, молчали полдня не было необходимости говорить, потому что я думал о ней, а она обо мне, и, значит, мы мысленно разговаривали. Она потом сказала мне, что иногда явственно слышала мой голос. «Так и мысли читать научишься», — сказал я. Она рассмеялась.

Вечером я ничего не стал у нее спрашивать. Я знаю еще одну тонкость: есть привычные места встреч. Сперва они выбираются случайно: шли — и сели на свободную лавку. А потом это уже становится ритуалом, в этом уже что-то такое… «На том же месте, в тот же час», вот именно! И, колеся изо дня в день по городу, я не менее пяти-шести раз проезжал мимо этой аллеи. И ровнехонько через неделю увидел их — на том же месте, в тот же час. Ну, разве что лавка была другая, потому что «их» лавка была занята группой пьющих пиво и харкающих плевками и словами подростков. На этот раз я не стал выслеживать и присматриваться, с первого взгляда было видно, что говорят они тихо, задушевно. Можно сказать, лирично. Можно сказать, с печалью.