День Дьявола

Окот мы всегда производили поздно, чтобы новая жизнь развивалась в лучших погодных условиях и при солнечном свете. Тогда через несколько дней после появления на свет ягнят вместе с родительницами можно отправлять на горные пастбища, где им и положено находиться. Внизу, в долине, они становятся капризными и беспокойными. Пребывание внизу для них неестественно, и они тонко это чувствуют. Старик рассказывал, что видел, как овцы все до одной смотрели наверх, на гребни холмов, и блеяли точно так же, как они блеют, когда голодны. И чем быстрее они окажутся в пустошах, тем лучше.

Но тогда в апреле, в тот день, когда я прибыл помогать с Окотом, с середины дня пошел снег и валил целый день. Матки согнали новорожденных ягнят к стене овчарни и заслонили их собой от непогоды. Отец хотел загнать их внутрь, но Старик, глядя на небо, сказал, что с ягнятами ничего не случится, что им полезно привыкать к холоду и что снег прекратится еще до ночи, что и произошло. И когда дневной свет погас, оказалось, что долина выглядит необычно светлой.

Несколько дней подряд дул холодный ветер, и снег не таял. И все это время на свет продолжали появляться ягнята. Дайеры и Бисли устроили посменное наблюдение за матками, но Отец и особенно Старик спали не больше двух часов в сутки, а потом снова возвращались в загон, смотрели и ждали.

Но даже когда привычное апрельское тепло вернулось и снег в долине начал таять, Отец и Старик должны были еще пару дней подождать, прежде чем туда отправиться. Наверху всегда холоднее, а ложбинки и впадины полны воды, и ягнята легко могли туда провалиться. Поэтому я спал на чердаке. Снаружи доносились блеяние маток и попискивание новорожденных, и я жалел, что со мной не было Кэт. Вместе мы могли бы насладиться полнотой жизни фермы в это время года, слушать доносящиеся из долины многочисленные звуки.

Я пробыл на ферме неделю, и за это время большинство маток объяснились. Отец отвез меня на вокзал, и я уехал обратно в Саффолк. Именно в эту ночь на ферму пробрался некий молодой человек – мальчишка на самом деле, сказал Отец, не старше тех, кого я учу в Черчмидс, – чтобы украсть новорожденных ягнят. Старик как раз был в загоне и, схватив на кухне двустволку, пристрелил парня в овчарне.

Кэт зажала рукой рот и зажмурилась. Несколько минут все молчали, потом Отец затушил окурок и откашлялся.

– Извини, что тебе пришлось выслушать все это, Джон, – сказал он.

– И что вы сделали? – спросил я. – Я имею в виду… потом…

– Этого достаточно, – ответил Отец. – Тебе незачем знать остальное.

– Расскажи, – потребовал я. – Что с мальчишкой?

– Мы отвезли его в Салломский лес, – сказал Билл.

– И?

– Господи Иисусе, – произнесла Лиз. – Ты хочешь знать все подробности?

– Кто он был?

– Бог его знает, – ответил Билл. – Никто его не хватился.

Кэт зажала голову руками. Она плакала. Я погладил ее по спине, а Лорел стала успокаивать ее, убирая волосы с ее лица.

– Все хорошо, – произнесла он. – Мы все с тобой.

– Мне нужно уехать, – сказала Кэт.

– Понятно, милая, – отозвалась Лорел. – Для тебя это должно быть трудно.

– Не понимаю, что происходит, – сказала Кэт.

– Господь знает, – сказала Лорел и положила руку на крестик у нее на шее. – Я молилась, чтобы Он направил меня, и Он ответил.

Она опустилась на стул и посмотрела Кэт прямо в глаза.

– Грехи этого мира, Кэтрин, милая, – заговорила она, – слишком тяжки, чтобы несколько человек могли взять их на себя.

– Ты это брось, женщина, – рявкнул Билл. – О чем ты тут толкуешь?

Но Лорел игнорировала его. Она убрала волосы Кэт ей за уши и сказала:

– Иногда Бог хочет, чтобы мы разделили эту ношу.

Кэт затрясла головой и отбросила от себя ладони Лорел. Ее попытались остановить, но она бросилась по лестнице наверх, на чердак, в спальню.

&

Она сидела на краю кровати и растирала себе желудок. Ее лицо то появлялось в зеркале, то снова исчезало.

– Поклянись, что ты ничего не знал, Джон, – сказала она.

– Конечно не знал. Ты же слышала, что они говорили. Скрывали от меня точно так же, как и от тебя.

– Почему он это сделал? Я не могу этого понять.

– Наверно, он думал, что поступает правильно, – сказал я.

– Господи, мне тошно, как подумаю, что они пришли на свадьбу, совершив это, – сказала Кэт, не поднимая взгляда от дощатого пола.

– Это сделал Старик, Кэт, – поправил ее я, – а вовсе не все они.

– Не надо, все они точно так же виноваты, – отрезала она.

– А что они должны были сделать? – сказал я. – Сдать его в полицию? Старику было восемьдесят шесть. Он бы умер в тюрьме.

– Он убил человека, – сказала Кэт, глядя на меня покрасневшими глазами. – Забрал чью-то жизнь, Джон. Господи, не приходится удивляться, что Грейс ведет себя так странно. Бедная, бедная девочка.

– Она ничего не знает, – возразил я.

– Грейс не дурочка, Джон, – сказала Кэт. – Она много чего знает, судя по всему.

– То есть?

– Что за разговор у тебя был с ней о нас?

– Я ничего не рассказывал ей о твоих шрамах, Кэт, – сказал я. – И вообще, я мог бы задать тот же самый вопрос тебе.

– Как будто я стала бы говорить с ней о таких вещах, – заметила она.