День дурака

Медведь погрузился в размышления. Наваир ему не мешал. Колдуном он был воистину великим, это признавал даже его учитель в Раскине. Но как стратег был бы беспомощнее младенца. Он никогда и в тавлеи не выигрывал.

- Подождем, - решил Повелитель, - надавим на них еще пару раз, посерьезнее. Если гремучий порошок так и не появится… тогда подтягиваем главные силы и заканчиваем эту затянувшуюся игру. Сегодня. До заката. Ночевать я намерен в Арсе, и не один. С последним лучом солнца Шели должна стать моей женой, а ее хитроумный братец – открыть тайну гремучего порошка.

- Так и будет, повелитель, - кивнул Наваир.

- Что с гостем?

- Он все ближе…

- Смотри у меня. Если снова упустишь – дыба светлой мечтой покажется.

- Не упущу. Я его надежно зацепил.

- Да… У тебя свечи правды остались?

- Остались, Повелитель, - удивился Наваир, - но зачем? Я тебе и так не лгу.

- Камни у меня пропали, - или колдун сошел с ума, или Медведь впрямь был смущен.

- Те самые? С горы? Но кто мог быть таким… безрассудным? – пораженно спросил Наваир.

- Безрассудным? Алчным, ты хотел сказать?

- Ну да, и алчным тоже. Но все же больше безрассудным. Испокон веков известно, что слеза Горы способна подарить один подарок. Либо смерть, либо бессмертие. Уж какой из них – она решит сама, когда окажется в твоих руках.

Игор замер и уставился на руки колдуна. Задумался. Наваир осторожно шевельнул руками – взгляд герцога остался таким же пронзительным, но уперся в пустоту.

Наваир пожал плечами и, обойдя застывшего Медведя, занялся своими делами.

Наконец, спустя вечность, раздался потрясенный голос Повелителя.

- Так ты поэтому никогда не прикасался к камням?

- Конечно. Второй дар у меня уже есть, а первый ни к чему. Горе не чем искушать меня, Повелитель…

- Да на тебя я и не думал, - буркнул Игор, - ладно, после штурма все выясним. В сражении лишних мечей нет, а вот после победы – там, почитай, все – лишние.

И стремительно вышел.

За стеной послышался шум и громкие голоса: один встревоженный, другой давящий, неприятный. Пани Зося инстинктивно отступила под защиту огромной, похожей на катафалк кровати из темного дерева, а алым балдахином.

Дыхание человека, занимавшего огромное ложе, уже несколько часов было почти нормальным. А ведь Зося была почти уверена, что угробит здешнего правителя, а вместе с ним и себя.

Уровень здешней медицины… Да какой, к ляху, уровень! С плинтусом сравнить – польстить безбожно. Это же надо было додуматься – зарастить рану, в которую засунули грязный, антисанитарный наконечник копья. Сколько туда микробов попало – без калькулятора не сосчитаешь. Да и незачем. Урожденная полька, приехавшая в Калинов за русским мужем, да так и оставшаяся там, даже после вдовства – пани Зося была твердо убеждена, что врага нужно бить, а не считать.

Операцию она провела блестяще. Особенно, если учесть что это был первый бог знает за сколько времени, живой пациент, с серьезными осложнениями. А рядом не было ни реанимационной палаты, ни грамотных ассистентов, из медикаментов мед и самогонка, из анестезии – колдовской сон, который навеял на пациента здешний палач. Сон, кстати, оказался совсем не плох.

Пани Зося очистила рану, промыла, аккуратно зашила, все это – истово молясь всем богам, чтобы выдержало могучее, но потрепанное сердце мужика, чем-то… может быть кряжистой основательностью и выдвинутым вперед подбородком, напомнившем ей ее Андрея. К счастью, укол ампициллина оказался воистину волшебным. Организм человека, никогда не леченного в районной поликлинике, воспринял примитивное и довольно слабенькое средство как живую воду.

Все это время высокая сорокалетняя дама с властными манерами и усталыми глазами смотрела ей на пальцы. Но не настороженно, а, скорее, обнадежено. И - восхищенно. Даянире. Не жена, это Зося поняла сразу. Любовница. Но – не подстилка и не хищница. Самостоятельная и любящая женщина. Сейчас она дремала в углу, сидя. Но, услышав шум, мгновенно проснулась прихватила тяжелый подол и выступила вперед, заслоняя барона и Зосю.

…Пациент уверенно шел на поправку и уже два раза приходил в себя, правда, пока не говорил, но смотрел очень осмысленно. Сейчас он тоже был в сознании, глаза уставились сначала на женщин – вопросительно, потом, поняв, что те не в курсе, на дверь – выжидательно.

В спальню скользнула девушка, тоненькая и гибкая, в обычном придворном платье с длинными рукавами, но коротко стриженая. Не служанка. Телохранитель. А в рукавах – ножи, смазанные ядом (и как не боятся такую жуть рядом с телом таскать? Ведь порежешься случайно – и конец!)

- Там эти… Из-за грани, - вполголоса шепнула она, помня, что в комнате больной, - много. С новым оружием. Лара и Рай погибли. Есть раненые. Мы их тоже потрепали.

- Что хотят? – лаконично спросила Даянире.

- Слезы Горы.

- Нам хватит сил их уничтожить?

С ложа послышался хрип. Барон отчаянно хлопал глазами и пытался мотать головой.

- Я не права? – удивилась Даянире, - Не нужно их убивать? Но ведь Слезы…

- От…да… От…все… чтобы… не в… Ар… ни… - прохрипел барон, едва ворочая непослушным языком.