– Нет. Со временем ты бы поняла. Человек – как луковица. Он открывается тебе слой за слоем. Поэтому нужно ждать. Пока не доберешься до слоев, спрятанных в глубине. Обычно там все самое худшее. А потом, если самое худшее оказывается не таким уж дурным, выходить замуж.
– Мама, Карл не плохой! Мы не знаем его историю! Я подозреваю, что, возможно, он уже был женат. Я нашла обручальные кольца. Возможно, та женщина сделала ему больно. Возможно, с ним случилось что-то плохое. Может, он подделал документы, чтобы от нее спрятаться! Мы же ничего не знаем.
Она слышит, как мама вздыхает.
– Я хочу, чтобы ты вернулась. Я оплачу билеты.
Лили молчит. Бесспорно, сейчас ей хочется оказаться дома. Хочется к маме, к братьям, к собаке, к друзьям, к барам и шумным субботним вечеринкам. Хочется причесаться перед зеркалом в своей старой спальне, все еще украшенной ее фотографиями и фотографиями друзей. Хочется пройти по родным улицам, поговорить на родном языке, увидеть родные лица. Оказаться там, где незнакомцы понимают ее правильно и не относятся к ней с подозрением.
Но все же Карл открыл для нее путь в Великобританию. Без Карла, или кем бы он ни был, ее могут не пустить обратно. А она, несмотря на одиночество и страх, почему-то хочет вернуться. Хочет сохранить ключ к этой жизни, которую толком не успела распробовать.
– Я не вернусь, – наконец отвечает она. – Пока нет. Пока точно не узнаю, что случилось с Карлом.
Ее мама вздыхает и мягко говорит:
– Я тебя не узнаю. Эту сильную женщину. Совершенно одинокую, в чужой стране. Храбрую и глупую. Но остановить тебя я не в силах.
– Да, – отвечает Лили. – Не в силах.
– Я скучаю. И люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю.
– Совсем скоро я закончу большую работу и приеду. Хорошо?
– Да. Пожалуйста.
– Еще неделя. Максимум – десять дней.
– Хорошо. Спасибо.
– Может, к тому времени ты узнаешь, где твой муж.
– Очень надеюсь.
– В любом случае, я верю – он хороший человек.
– Да. Я знаю, – голос Лили срывается, на глазах выступают слезы.
– Люблю тебя.
– И я тебя.
А потом в трубке наступает тишина и в комнате – тоже, а единственный свет исходит из-под двери ванной. Лили бросает телефон на колени и начинает рыдать.
24
Фрэнк отключается до самого вечера. Он просыпается в седьмом часу, с ощущением, что вышел из комы. Уже темно, и в сарае выключен свет. Когда глаза привыкают к темноте, он замечает теплый свет, льющийся из домика Элис. Со второго этажа доносятся громкая музыка и звуки детских голосов. Эти звуки странным образом покалывают его подсознание, и он закрывает глаза, пытаясь определить причину. Но тщетно. Он вспоминает, как был на кухне у Элис, с Элис и той незнакомкой, ее подругой.
У него бурчит в животе, но он пытается не обращать на это внимания. Он не может постоянно объедать Элис. Несколько минут Фрэнк проводит в мечтах о том, что сделает для Элис, когда его жизнь восстановится. Отправит их на отдых. Сводит в ресторан. А если он вдруг окажется очень богатым, то выплатит за них ипотеку.
Потом он видит, что в саду становится светлее, и слышит чьи-то шаги по гравию. Он инстинктивно ощупывает и приглаживает волосы.
Элис осторожно стучится:
– Фрэнк?
Он открывает дверь и улыбается ей.
– Господи. Слава богу. Ты жив. Я уже начала всерьез беспокоиться.
– Я в порядке, – уверяет он. – В голове немного мутно. Но в целом – в порядке.
– Слава богу, – повторяет она и протягивает ему большой пакет. – Держи. То, что мы накупили. Я все постирала. В секонд-хендах воняют даже чистые вещи, правда?
Он берет у нее сумку и говорит:
– Ух ты. Спасибо. Я не ожидал.
– Для моей же пользы. Мне не нужен очередной вонючий гость, – улыбается она. – Слушай. Я приготовила вкусную еду. Мясо с гарниром. Поешь с нами?
Из чувства вины он хочет отказаться. Но желудок говорит за него.
– Было бы чудесно. Если только я не буду лишним.
– Господи, нет. Я и так кормлю целую ораву, еще один рот погоды не сделает. Минут через десять, – заканчивает она, засовывая руки в карманы большого пушистого кардигана. – Или приходи, когда удобно.
Фрэнк достает из пакета душистой свежевыстиранной одежды голубую рубашку и штаны цвета хаки, а потом вытаскивает из упаковки пару новых носков. Пожалуй, извлечение носков – самый цивилизованный поступок из всех, что он совершал после потери памяти, и через несколько минут он подходит к задней двери, чувствуя себя почти нормальным человеком.
Дом переполняют аппетитные ароматы, а на кухне запотели все окна. Романа стоит на приставной лесенке над плитой и помешивает в кастрюльке подливу, Дерри нарезает на столе морковку, а Дэнни сидит на полу и чешет Хиро живот.