Читаем День, когда мы были счастливы полностью

День, когда мы были счастливы

Весьма возможно, что в разгар войны его письма не доходят до мамы. Или они до нее доходят, а ее письма не доходят до него. Адди жалеет, что у него нет друга в нейтральной европейской стране, который мог бы переправлять его корреспонденцию. Конечно, существует вероятность, что письма приходят по старому адресу, но семья там больше не живет. Невыносимо представлять родителей заключенными в гетто или хуже. Он начал писать своему врачу, своей старой учительнице музыки и управляющему их дома, прося каждого поделиться новостями, передать его послания, если вдруг им известно местонахождение его родных. Пока он ни от кого не получил ответов, но отказывается прекращать попытки. Записывать слова на бумагу, ведя своего рода диалог, видеть слово Радом на конверте – вот что не дает ему отступать.

Адди толкает дверь почтового отделения Копакабаны и вдыхает знакомый запах бумаги и чернил.

– Bom dia, Senhor Kurc, – окликает его подруга Габриэла со своего обычного места за конторкой.

– Доброе утро, Габи, – отвечает Адди.

Он отдает ей письмо уже с марками. Габриэла берет его, качая головой. Ему больше не нужно спрашивать.

– Сегодня ничего, – говорит она.

Адди понимающе кивает.

– Габи, на следующей неделе я уезжаю работать на несколько месяцев вглубь страны. Можно хранить мою почту, если что-нибудь придет, пока я в отъезде?

– Конечно, – сердечно улыбается Габриэла, и ее улыбка говорит ему, что он не единственный, кто ждет новостей из-за границы.

Адди покидает почту с тяжелым сердцем, понимая, что его угнетает не только судьба семьи, но и что-то еще. Дважды на прошлой неделе Элишка поднимала вопрос о свадьбе. Она просила его подумать, какие блюда они могли бы подать, а позже предложила обсудить медовый месяц. Оба раза он сменил тему, понимая, что не может думать о свадьбе, пока его семья не найдена.

Адди позволяет мыслям вернуться назад во времени, на пляж Дакара, где они с Элишкой цеплялись друг за друга так же отчаянно, как за идею свободной жизни, их любовь несло стремительное течение опасности и неопределенности… Доберутся ли они до Рио? Отправят ли их обратно в Европу? Что бы ни случилось, говорили они друг другу, они будут вместе!

Теперь они наконец-то в безопасности. Больше не нужно подкупать рыбаков, страдать над просроченными визами, идти пешком целый час на пустынный пляж, чтобы заняться любовью в уединении. Но теперь, впервые с начала отношений, они спорят. Они спорят, кого включить в планы на обед: с ее друзьями веселее, говорит Элишка, а его слишком интеллектуальные.

– Никому не хочется сидеть и разговаривать про Ницше, – как-то фыркнула она.

Они бодаются по поводу пустяков, вроде самой короткой дороги на рынок и стоит ли тратиться на увиденные в витрине эспадрильи.

– Я думаю, что нет, – говорит Адди, зная, что Элишка неминуемо придет на следующее свидание в них.

Они спорят о том, какую станцию слушать по радио.

– Забудь о новостях, Адди, – сердито сказала Элишка однажды. – Они слишком мрачные. Можем мы послушать музыку?

Адди вздыхает. Он отдал бы все что угодно, чтобы провести часик с мамой, получить ее совет насчет женщины, на которой собирается жениться.

– Поговори с ней, – сказала бы Нехума. – Если ты ее любишь, то должен быть честным с ней. Никаких секретов.

Но они говорят. Они честны друг с другом. Они говорят о том, что в Южной Америке между ними что-то изменилось. Однажды они даже обсуждали разрыв помолвки. Но пока еще никто из них не готов сдаваться. Адди – Элишкин якорь, а Элишка – связь Адди с миром, который он оставил. В ее глазах он видит Европу. Видит напоминание о своей прежней жизни.

Бессознательно идя к городскому театру, Адди вспоминает слова, сказанные Элишкой на прошлой неделе, когда он снова поделился с ней своей тревогой из-за потери связи с семьей.

– Ты слишком переживаешь, – сказала она. – Мне это не нравится, Адди. Мне не нравится видеть тоску в твоих глазах. Здесь мы свободны как птицы, давай расслабляться, получать удовольствие.

«Свободны как птицы». Но он не чувствует себя свободным, когда отсутствует большая часть него.