День, когда мы были счастливы

– Один, – объясняет Нехума, – по последним сведениям, работает на предприятии в пригороде Радома. Но про двух остальных мы не слышали с начала войны. Одного взяли русские, а наш средний сын жил во Франции, когда началась война. Теперь мы не знаем…

Марта качает головой.

– Сочувствую, – шепчет она. – Ужасно не знать, где они, здоровы ли.

Нехума кивает, и между женщинами проскакивает что-то, отчего у Халины становится легче на сердце.

Альберт подходит к жене, кладет ладонь ей на поясницу.

– Скоро, – заявляет он с неожиданной непреклонностью, – эта проклятая война закончится. И все мы сможем вернуться к нормальной жизни.

Курцы кивают, молясь, чтобы его слова оказались правдой.

– Мне действительно пора, – говорит Халина, доставая из сумочки конверт с двумя сотнями злотых и передавая его Альберту. – Я вернусь через месяц. У вас есть мой адрес. Пожалуйста, если что-то случится, – говорит она, избегая смотреть в глаза родителям, – сразу же пишите мне.

– Обязательно, – говорит Альберт. – Увидимся через месяц. Берегите себя.

Горские выходят из комнаты, оставляя Курцей одних.

Оставшись наедине, Сол улыбается Халине, а потом и комнате вокруг него, подняв ладони к потолку.

– Ты хорошо о нас заботишься.

В уголках его глаз собираются морщинки, и в сердце Халины растет тоска по отцу, по улыбке, по которой она будет скучать, как только выйдет за дверь. Она тянется к нему, прижимается щекой к его мягкой груди.

– До свидания, папа, – шепчет она, наслаждаясь теплом его объятий и надеясь, что он не отпустит ее первой.

– Береги себя, – говорит Сол, когда они отстраняются, и отдает ключи от «Фиата».

Пелена слез усиливает зелень ее глаз, Халина поворачивается к матери. Хорошо, что в комнате темно, ведь она пообещала себе не плакать. «Будь сильной. Здесь они в безопасности. Ты увидишь их через месяц».

– До свидания, мама.

Они обнимаются и целуют друг друга в щеки, и по тому, как вздымается мамина грудь, Халина понимает, что Нехума тоже изо всех сил сдерживает слезы.

Халина оставляет родителей около стеллажа и идет к двери.

– Я вернусь в сентябре, – говорит она, положив ладонь на ручку двери. – Постараюсь привезти новости.

– Да, давай, – говорит Сол, беря Нехуму за руку.

Если ее родители так же нервничают из-за ее ухода, как она, то они хорошо скрывают это. Халина открывает дверь и щурится от солнечного света, боясь обнаружить, что кто-то следит за ними из-за одной из сохнущих рубашек Альберта. Она выходит на улицу и поворачивается посмотреть на своих родителей. Их лица скрываются в тени.

– Я люблю вас, – говорит она их силуэтам и закрывает за собой дверь.

17–18 августа 1942 года. Радомское гетто на Валовой ликвидировано. Восемьсот жителей, включая обитателей приюта для стариков и инвалидов и пациентов больницы гетто, убиты в течение двух дней. Приблизительно 18 000 оставшихся депортированы на поезде в Треблинку. Около 3000 молодых квалифицированных рабочих оставляют в Радоме для принудительных работ.

Глава 37 Генек и Херта

Тегеран, Персия

20 августа 1942 года

Между лопаток ударяет оранжевая вспышка. Генек морщится. Херта инстинктивно прикрывает глаза Юзефа ладонью. Они в числе двадцати польских новобранцев теснятся в кузове старого пикапа, сидя вплотную друг к другу на листах фанеры, уложенных на дно кузова. Все они из разных лагерей, отпущены, как и Генек с Хертой, по амнистии, чтобы сражаться на стороне союзников. Выглядят они ужасно: все покрыты гнойниками, лишаем, коростой, мокрые от пота и населенные вшами волосы прилипли ко лбам. Лохмотья свободно висят на костлявых торсах, и гнилостный запах окружает их, следуя за пикапом, как отвратительная смердящая тень. Несколько самых больных лежат, скрючившись, в ногах у Генека и Херты, не в состоянии самостоятельно сидеть, и, похоже, жить им осталось несколько часов.

Они едут три дня, огибая побережье Каспийского моря по узкой проселочной дороге, окруженной дюнами с изредка попадающимися пальмами.

– Полагаю, мы почти доехали до Тегерана, – говорит Генек.

Они широко распахнутыми глазами таращатся на персов, стоящих вдоль пыльной дороги, а те в свою очередь таращатся на них.

– Наверное, у нас жалкий вид, – шепчет Херта.

Тегеран означает конец – пока что – их путешествия в пять тысяч километров. Прошел год после освобождения из лагеря в Алтынае и девять месяцев с тех пор, как они наконец покинули Вревский в Узбекистане, где были вынуждены провести зиму. Январь и февраль выдались тяжелыми. Получая паек в восемьдесят грамм хлеба и миску водянистого супа в день, они потеряли четверть своего веса. Если бы не выданные Андерсом одеяла, они бы замерзли до смерти.