День, когда мы были счастливы

Но им повезло. Сотни других, приехавших в Узбекистан, как и они, чтобы присоединиться к армии, остались лежать во Вревском. Каждую неделю по поселку громыхала повозка, собирая похожие на скелеты трупы тех, кто проиграл битву с малярией, тифом, пневмонией, дизентерией, голодом. Мертвецов поднимали вилами и складывали кучами за пределами поселка. Когда кучи стали слишком высокими, кто-то полил трупы неочищенной нефтью и поджег, отчего тошнотворный запах висел в воздухе еще долго после того, как тела превратились в пепел.

К марту стало ясно, что Сталин либо не может, либо не хочет должным образом кормить или экипировать ссыльных, завербовавшихся в армию Андерса. Согласно документам, в Узбекистане ждали приказов сорок четыре тысячи новобранцев, однако выдаваемые Советами пайки были рассчитаны на двадцать шесть тысяч. Возмущенный Андерс требовал от Сталина разрешения эвакуировать свои войска в Персию, где они перейдут на содержание Великобритании. Когда Сталин наконец согласился, Генек и Херта отправились в очередной четырехмесячный исход: две тысячи четыреста километров по бесконечным степям и пустыням через Самарканд и Чиракчи к порту Красноводск в Туркменистане на восточном берегу Каспийского моря. Там их окружили сотрудники НКВД с большими холщовыми мешками.

– Бросайте вещи, которые не можете нести, – сказали им.

Довольно бессмысленный приказ, поскольку у большинства не было за душой ничего, кроме одежды.

– Деньги и документы тоже, – их предупредили, что будут обыскивать при посадке. – Любой, кто попытается вывезти из страны деньги или документы, будет арестован.

Генек и Херта потратили последние злотые много месяцев назад. Их польские паспорта конфисковали во Львове. Они попрощались со справками об амнистии и удостоверениями иностранцев, выданными в Алтынае, а также с иностранными паспортами, выданными во Вревском. Без единой монеты и хоть какого-то удостоверения личности в карманах они были настоящими бродягами. Но все это не имело значения – они были готовы выполнить любые требования, лишь бы вырваться из хватки Железного Кулака в заботливые руки британцев и генерала Андерса. И только взойдя наконец по крутому трапу на борт «Кагановича», ржавого грузового судна, которое должно было доставить их в персидский порт Пехлеви, они уловили в горячем соленом воздухе первое дуновение свободы.

Однако после нескольких дней в море этот запах быстро уступил место вони рвоты, фекалий и мочи. Сорок восемь адских часов они стояли бок о бок с тысячами других пассажиров, их обувь пропиталась экскрементами, головы жгло беспощадное солнце, желудки выворачивало от бесконечной качки. Каждый квадратный сантиметр на борту был занят: трюм, палуба, лестницы, даже спасательные шлюпки. Люди умирали десятками, безвольные тела передавали на вытянутых руках над головами к ближайшему проему в ограждении, чтобы бросить за борт, где их поглощало море.

Наконец в августе Генек и Херта прибыли в Пехлеви, персидский порт на южном берегу Каспийского моря. Онемевшие от усталости, с головокружением от голода, жажды и морской болезни, они узнали, что последнее судно, пересекавшее Каспийское море с тысячей с лишним душ на борту, утонуло. Две ночи они спали на пляже Пехлеви под открытым небом, пока не приехал караван пикапов, чтобы отвезти их в Тегеран, где, как им сказали, ожидала дивизия польской армии.

Над головой проносится второй шар, и на этот раз Генек на автомате ловит его. Зачем местным дразнить такую жалкую на вид группу людей? Но когда он разжимает пальцы, то видит апельсин. Спелый. Свежий. Сочный. Первый фрукт за два с лишним года. Он оборачивается посмотреть, кто бросил апельсин, и ловит взгляд молодой женщины в темно-бордовом хиджабе. Она стоит на тротуаре, положив ладони на плечи двух мальчиков перед нею. Она улыбается, ее добрые карие глаза полны жалости, и вдруг становится понятно: апельсин бросили не в знак оскорбления – это дар. Поддержка. Глаза Генека наполняются слезами, пока он катает фрукт в ладонях. Дар. Он машет рукой персидской женщине, и она машет в ответ и исчезает в облаке пыли. Генек не помнит, когда в последний раз незнакомый человек сделал для него что-то хорошее, не ожидая ничего взамен.

Он впивается грязным ногтем в апельсин, чистит его и дает крупную дольку Херте. Она откусывает кусочек и подносит оставшееся к губам Юзефа, тихо смеясь, когда он морщит носик.

– Зе, это апельсин, – говорит она. Новое для него слово. – Pomarańcza[110]. Скоро ты научишься его любить.

Генек чистит дольку для себя и, закрыв глаза, жует. Вкус взрывается на языке. Это самое сладкое, что он пробовал в жизни.

Их лагерь смотрит на север, на берег Каспийского моря и фиолетово-серые горы Эльбурс за ним.

– Мы в раю? – шепчет Херта, беря Генека за руку, пока они приближаются к лагерю.

Две молодые англичанки в армейских фуражках кивают им и направляют к ряду длинных узких палаток с открытыми и закрепленными клапанами, чтобы обеспечить циркуляцию воздуха.

– Мужчины направо, женщины налево, – объясняют они, показывая на две палатки с надписью «Стерилизация».