День, когда мы были счастливы

Скоро ботинки грохочут по коридору обратно в ее сторону, и вот на кухне трое, крики становятся все громче, Карл плачет и жалостливо умоляет:

– Пожалуйста, не надо, пожалуйста! У меня есть документы!

Фелиция молится за него, молится, чтобы немцы проверили его документы и ушли, но это бесполезно. Гремит выстрел. Франка кричит, и в следующий миг покрытый линолеумом пол трясется от чего-то тяжелого, упавшего с неприятным звуком.

Фелиция прижимает ладони ко рту, пытаясь сдержать испуганный вскрик. Ее сердце бьется так часто и сильно, что кажется, будто в любой момент выскочит из горла.

Один из незнакомцев смеется. Фелиция старается выровнять дыхание, ее тельце дрожит от усилий. Слышно шуршание. Потом смех. Что-то про злотые.

– Видишь? – хрипит кто-то на ломаном польском, видимо, обращаясь к Франке. – Видишь, что случается, когда они пытаются прятаться? Скажи хозяевам, что мы еще вернемся.

Краем глаза Фелиция ловит какое-то движение. Ярко-алая лента медленно затекает к ней из-под скатерти. Ее чуть не рвет, когда она понимает, что это. Она бесшумно отползает в дальний угол, подтягивает колени к груди и крепко зажмуривается.

– Да, герр.

Голос Франки едва слышен.

Наконец голоса и шаги удаляются, и дверь в квартиру со щелчком закрывается. Немцы ушли.

Инстинкт велит Фелиции двигаться, как можно быстрее выбраться из-под стола, прочь от кровавого зрелища, но она не может. Она опускает голову на колени и плачет. В следующий момент Франка уже рядом с ней под столом, обнимает ее съежившееся тельце.

– Все хорошо, – шепчет она, прижимаясь губами к ушку Фелиции и качая ее взад-вперед, взад-вперед. – Ты в порядке. Все будет хорошо.

Глава 39 Адди

Рио-де-Жанейро, Бразилия

январь 1943 года

Первым делом после возвращения в Рио-де-Жанейро из Минас-Жерайса после окончания работы Адди отправляется в почтовое отделение Копакабаны. В Минасе он каждую ночь молился о том, чтобы пришло письмо, но его надежды вырваны с корнем, как только он входит и встречается взглядом с Габриэлой.

– Сожалею, Адди, – говорит Габриэла из-за стойки. – Я надеялась, что у меня будет что-нибудь для вас.

Видно, что ей искренне жаль сообщать такие новости.

Адди выдавливает улыбку.

– Все в порядке. Тешил себя иллюзиями.

Он проводит пальцами по волосам.

– Хорошо, что вы вернулись, – говорит Габриэла, когда он разворачивается к выходу.

– Увидимся на следующей неделе, – отвечает Адди с натянутым оптимизмом.

Выйдя из почты, он опускает голову. В груди начинает болеть. Он так надеялся. Адди шмыгает носом, борясь со слезами, потом расправляет плечи. «Слезами делу не поможешь, – говорит он себе. – Нужно делать больше. Что-то. Что угодно». Днем он пойдет в библиотеку. Будет листать иностранные газеты в поисках подсказок. Может быть, найдет какие-нибудь новости, поднимающие настроение. То, что он читал в Минасе, вызывало тревогу, а иногда приводило в замешательство. В одной статье попытки Гитлера уничтожить евреев в Европе назывались «умышленным массовым убийством» и приводилось немыслимое количество жертв. В другой статье говорилось, что «еврейский вопрос» слишком преувеличен, что евреев не уничтожают, а просто притесняют. Адди не знал, чему верить. И его раздражало, что даже те крохи информации, которые он находил, обычно помещали где-то в середине, как будто редакторы и сами не были уверены в правдивости фактов, как будто заголовок «Более миллиона смертей с начала войны» не просится на первую страницу. Определенно, в Бразилии уделяли мало внимания судьбе евреев в Европе. Но сам Адди только об этом и думал.

Он надевает солнечные очки и машинально сует руку в карман, чтобы нащупать мамин носовой платок, и трет мягкую белую ткань между пальцами, пока глаза не высыхают. Он смотрит на часы. Через пятнадцать минут он обедает с Элишкой.

Элишка приезжала к нему в Минас один раз, но эта встреча не помогла восстановить то, что казалось разорванными отношениями. Элишка пришла в отчаяние, когда он рассказал ей, что поглощен только мыслями о семье и не может думать ни о чем другом.

– Хотела бы я понимать, что ты испытываешь, – сказала она, и впервые Адди увидел, как она плачет. – Адди… что, если ты никогда не найдешь свою семью? Что тогда? Как ты будешь жить?

Адди не понравились эти слова и то, что они означали, он обиделся на Элишку за них, хотя и сам задавал себе те же вопросы.

– У меня будешь ты, – мягко сказал Адди, но вышло как-то безжизненно.

Теперь это было очевидно. Элишка так же, как и он, понимала, что, пока о его семье ничего не известно, он не сможет полностью посвятить себя построению жизни с ней – любить ее всем сердцем. Элишка плакала не по нему, понял Адди, а по себе. Она уже начала представлять будущее без него.