Похоже, именно об этом хотел заявить Иисус или, точнее, о
То, что он делал в Иерусалиме, говорит именно об этом. Его драматическое действо в Храме само по себе можно было бы интерпретировать по-разному, что и происходило. Когда люди пытались превратить движение Царства Божьего в «религию» Иисуса, они видели тут попытку очистить «религиозных» вождей, противостоять коммерциализации и тому подобное. Все это достойные и порой необходимые вещи, но они не имеют практически никакого отношения к той новой Пасхе, неповторимому моменту Исхода.
Если же рассматривать храмовую акцию Иисуса (Мк 11:12–18) в контексте Песаха, мы сразу же вспомним о столкновении Моисея с фараоном. И эта связь станет еще сильнее, если мы добавим сюда сказанное Иисусом о скором разрушении Храма (Мк 13:1–31 и другие места), что перекликается с библейскими пророчествами о падении Вавилона. В частности, если понимать действо в Храме как предсказание о его скором разрушении в стиле Иеремии (эта параллель наиболее очевидна), можно понять, что Иисус как бы говорит: Бог Израилев, вернувшись к своему народу, найдет Храм непригодным и создаст нечто иное вместо него.
Это снова заставляет нас обратиться к истории Исхода. Моисей постоянно говорил фараону, что израильтяне должны покинуть Египет для того, чтобы поклониться своему Богу (Исх 3:12, 18; 4:23; 5:1–3; 7:16; 8:1, 20; 9:1, 13; 10:3, 24–26). Кульминация Исхода – это не дарование Закона в главе 20, но создание скинии, «микрокосма», маленького мира, который символизирует новое творение, место, где небеса соединяются с землей, как то и было задумано изначально. Если Иисус говорил и делал такие вещи, которые указывали на «новый Исход», многие его современники могли думать, что сюда входит обновление нынешнего Храма или даже установление чего-то вместо него. Так, создатели свитков Мертвого моря считали иерархию нынешнего Храма безнадежно испорченной и думали, что они сами являются истинным храмом, тем местом, где сейчас пребывает Бог Израилев и где ему поклоняются и служат. Подобные вещи можно было себе представить в ту эпоху, даже если попытка осуществить их на практике и была крайне опасной.
Верил ли Иисус во что-то подобное? Все факты позволяют нам ответить на этот вопрос утвердительно – при этом данная тема для него была также связана с Пасхой.
Кроме того, на последней неделе в Иерусалиме Иисус организовал странную торжественную трапезу для себя и учеников, и если мы хотим понять, какой смысл он сам видел в тех событиях, что последовали сразу после нее, нам надо искать ключ именно тут. Я писал об этом в другом месте, но здесь стоит повторить: когда Иисус захотел объяснить последователям смысл своей близкой смерти, он предложил им не теорию, не модель, не метафору или что-то подобное, он предложил им
Он верил, что его смерть каким-то образом станет победой над теми силами мрака, с которыми он непрерывно боролся на протяжении последних лет. Как Бог Израилев одержал победу над силами Египта и даже над силами моря (для иудеев море было мифологически нагруженным символом), так, думал Иисус, Бог использует грядущее событие, чтобы преодолеть силы мрака, которые держат в плену не только Израиль, но и все человечество. Это будет моментом величайшего освобождения. «Говорю вам, – обращается Иисус к своим друзьям, когда те пьют из общей чаши, – что не буду пить отныне от плода лозы виноградной, доколе Царство Божие не придет» (Лк 22:18; у Мф 26:29 более длинная версия того же речения). Евангелисты, писавшие много лет спустя после тех событий, несомненно, считали, что это предсказание исполнилось. Победа совершилась. Бог низложил все силы этого мира и освободил свой народ раз и навсегда – такой и должна была стать последняя Пасха.