Именно это, по моему мнению, позволяет нам судить о том, как сам Иисус понимал то, что с ним произойдет, в свете древней еврейской традиции празднования Пасхи. Его смерть должна была стать началом царствования Бога. Общественное служение Иисуса уже ярко и наглядно показывало, что Бог царствует. Но Иисус думал, что через его смерть эта царская власть одержит решительную победу, которая принесет освобождение не только Израилю, но и всему миру – искупит и исцелит этот мир, восстановит его и даст ему прощение.
Темы Песаха и Исхода удивительным образом сплетаются тут в цельную картину: исполнение древних обетований, освобождение от рабства, переход через Чермное море, Бог, шествующий в столпе облачном и огненном, обетование о наследии. Об этом Иисус говорил перед толпами и приватно, эти темы отражены в его притчах, обетованиях и предостережениях, а также в исцелениях. И теперь они все соединились в великой картине.
Мы можем понять, что сам Иисус видел в своей смерти только лишь великую победу, несущую освобождение. И эта тема в самом деле звучала всегда: от того момента, когда Иисус после крещения заговорил о Царстве Божьем, до загадочных слов о скором приходе Царства, сказанных им за последней трапезой. Но как эта смерть должна была стать победой? Каким образом крест стал освобождением от сил мрака?
И тут мы подходим на шаг ближе не только к тому, как Иисус понимал свое призвание, но и ко всему тому, что Новый Завет говорит о богословском смысле первой Страстной пятницы. Иисус сознательно выбрал праздник Пасхи как нужный момент для своих последних ярких символических действий – включая смерть, которую, как он считал, ему нужно претерпеть. Он выбрал именно это время, а не другие праздники: в частности, не великий и торжественный День искупления. Тем не менее, как мы говорили во второй части книги, во времена Иисуса продолжительная история Израиля достигла такой точки, где совместились или хотя бы могли совместиться две темы. Победу над силами зла
Вспомним о том, как связаны эти две темы. Израиль находился в непрекращающемся изгнании с тех пор, как Вавилон разгромил Иерусалим: об этом говорил Даниил 9 и многие другие поздние тексты. С тех пор произошло обновление жизни народа, проводились реформы и даже совершилась революция, но бедственное положение сохранялось, о чем в пасхальные дни в Иерусалиме наглядно напоминали римские солдаты и римский наместник, который покидал свою резиденцию на берегу моря в Кесарии, чтобы лично контролировать происходящее во время опасного праздника, посвященного освобождению.
И беда Израиля объяснялась тем, что он все еще пребывал в своих грехах. Так думали Исаия, Иеремия, Иезекииль и Даниил – не говоря уже о Ездре и Неемии, которые после так называемого возвращения из изгнания продолжали печалиться о грехах Израиля и об их последствиях – о том, что Израиль продолжал жить в рабстве. И если народ Божий продолжал терпеть гнет враждебных сил, ему нужен был новый Исход, но поскольку рабство было результатом грехов Израиля, надо было как-то избавиться от них. Именно такое сочетание тем – пасхальная победа, с одной стороны, и прощение грехов, которое означает, что изгнание кончилось, с другой, – характерно для многих текстов Нового Завета.
В этой книге я намерен показать, что такая комбинация тем восходит к самой Тайной Вечере и к тому, как сам Иисус понимал свою смерть. А это позволит нам освободить важнейшие элементы раннехристианского богословия «искупления» из языческого рабства. Тогда в центре всей картины окажется не гневный Бог, желающий кого-либо убить, жаждущий крови, но верный завету Бог (я намеренно использую такое выражение), берущий все бремя греха на себя.
Это отчасти объясняет ту удивительную силу, которой до сих пор обладает история смерти Иисуса. И этой силой обладает именно