– Эсбар… – к ним подошла рассерженная Апая. – Я не могу найти Сию. Где она?
– В Лазийской пуще, – ответила Канта.
В Тунуве зародилось недоброе предчувствие.
– Ей не дозволено туда ходить, – еще сильнее нахмурилась Эсбар. – Где ты ее видела, Канта?
– Заметила, как она уходила утром. – Канта обвела их всех взглядом. – С ней был ее ихневмон и младенец, и одеты они были для выезда, вот я и подумала…
Эсбар с Тунувой уже пустились бегом. Предчувствие перебродило в тревогу.
«Пожалуйста, – молилась Тунува, взбегая по лестнице, – пожалуйста, Мать, пусть она просто на охоту…»
В солнечной комнате они нашли тщательно сложенный зеленый плащ и записку. Эсбар, развернув листок, повернула его так, чтобы и Тунува могла прочесть.
«Я все знаю. Я нашла Анайсо в леднике. Молюсь, чтобы вам никогда не пришлось увидеть так никого из любимых.
Я беру с собой Лукири и Лалхар, а больше никого. Елени на этот раз ничего не знает.
Я не стану растить дочь там, где убили ее отца. Заберу Лукири туда, где для нас найдутся любовь и защита. Не пытайтесь меня искать, иначе я всему миру расскажу об обители».
– Не было его в леднике. Хидат с Имином его похоронили. – Эсбар покачала головой. – Я почитаю богов, но никогда не винила их в мирских делах. А теперь гадаю, не играет ли нами Старик Малаг.
– Надо ее догнать. Сию и Пущи не проедет, а тем более…
– Нет. В прошлый раз я это оправдала, но настоятельница не может посылать людей на поиски кровной дочери, когда каждой сестре надо готовиться к бою. – Эсбар устало отложила записку и добавила: – Пусть ее гнев выгорит сам собой.
– Эсбар, с ней ихневмон. Стоит им выйти за пределы Пущи, Лалхар навлечет на себя охотников.
– Тем скорей она вернется.
– Если я пойду за ней, ты меня остановишь?
Эсбар взглянула на подругу:
– Ты не знаешь, куда она отправилась.
– Нин возьмет след, а я… по-моему, знаю, Эс. Она пойдет к родным Анайсо в Карментум, – сказала Тунува. – Тебе нельзя ее догонять, а мне можно. Позволь мне привести ее домой.
Эсбар отвернулась к очагу:
– Ты мое решение слышала, Тува. Если уйдешь, не будет тебе моего благословения.
Тунува задумалась. А когда заговорила снова, едва не разрывалась надвое.
– Пусть так, – сказала она и вышла.
43
Снежок рассыпался, попав Глориан в плечо. Она, задыхаясь от смеха, зачерпнула перчаткой снежную пыль.
Она наслаждалась разгоревшейся кожей. Даже в Гористом крае снег редко ложился надолго, а тут Святой подсыпал им пуха с вершин. Верно, и он праздновал Новый год.
Зимний пир настал и миновал. Совет Добродетелей отметил его обычным пиром, но Глориан показалось, что угощений подавали меньше обычного. После торжественной трапезы они с дамами слепили снежного рыцаря, покатались на озерном льду и пошли собирать в Королевском лесу орехи и ягоды терна.
Все это расшевелило в ней тоску по Хроту. Настанет день, когда она будет просыпаться среди блесток изморози. Будет пить березовый сок и нырять каждое утро в ледяную воду.
А пока она наслаждалась последними днями любимого времени года. Даже Адела отдалась восторгу игры – хохотала до упаду, встряхивая промокшими от талой воды бронзовыми волосами. Она метнула снежок в Хелисенту и с разбегу налетела на Глориан. Обе с визгом свалились.
– Принцесса! – позвал рыцарь Брамель.
– Со мной все прекрасно, – сказала Глориан, и не покривила душой.
Дамы, промокшие и смеющиеся, устроили кучу-малу. От снега под одежду стал просачиваться холодок.
В последние дни она не видела снов. После откровения матери сон без сновидений был и утешением, и тягостью. Королева Сабран считала сны посланием Святого и все равно, видно, страшилась их.
А как понимать молчание Святого?
– Надо идти греться! – крикнула Джулиан. – Пока не заледенели.
Она села.
– О, смотрите-ка!
Глориан тоже повернулась к несущемуся в сторону замка черному жеребцу.
– Летит, словно за ней Безымянный гонится, – заметила Хелисента. – Что за спешка?
Тяжело открывшиеся ворота поглотили всадницу.
Они прогуляли до полудня. Вернувшись в комнаты, сгрудились у огня в палате Уединения. Слуги принесли им творог, фиги, клюквенное вино с пряностями, и они до вечера грели косточки, играя то в шашки, то в бирюльки.
– Любопытно, как оденется принцесса Идрега, – рассуждала Джулиан. – В красное в честь груш Веталды?
– В желтое, – уверенно возразила Адела. – В Искалине это цвет верности. Мама на свадьбе была в желтом.
– Такое зрелище расшевелит Ваттенгард. – Хелисента выдернула из горки бирюлек раскрашенную палочку. – По слухам, ужасно суровый замок. Да и благородный Магнауст под стать.
Их прервал стук в дверь. Стража открыла, и в комнату вошла Флорелл.
Сколько помнила Глориан, дама Больших покоев всегда была совершенством до последнего локона и пуговки. Но не сегодня. Волосы выбились у нее из-под сетки, белки глаз покраснели.
– Ваше высочество, – сказала она. – Простите меня, дамы. Мне нужно поговорить с принцессой наедине.
Все вышли, и стража закрыла двери.
– Здорова ли ты, Флорелл? – спросила Глориан.
– Я хотела сама вам сказать. Пока вас не призвали в Совет Добродетелей. Думаю, того же желала бы ваша благородная мать.
– В Совет Добродетелей?