День, когда пала ночь

Флорелл встала перед Глориан на колени и взяла ее за руки. Глориан заморгала.

– Глориан… – сказала Флорелл. – Я… с известием, милая. Не знаю, как можно его смягчить.

Последовало долгое молчание.

– Корабль с твоими родителями не дошел до Хрота.

– Их снесло с курса? – удивилась Глориан.

Пепельное море славилось жестокими зимними ветрами, но отец всегда нанимал лучших капитанов, закаленных морских волков, только радовавшихся штормам.

– Герион Ваттенварг страшно оскорбится, – заключила принцесса.

Флорелл опустила голову. А когда снова подняла глаза, в них блестели слезы.

– Сегодня утром, – сказала она, – прибыла еще одна всадница из Королевского Линна. Рыбаки уже несколько дней замечали в Пепельном море обломки крушения. Среди них попадалось много белых и – носовая фигура с корабля. Такая была только на «Убеждении».

– Но… ведь не было бури. Ни одной бури с выхода «Убеждения» в море.

– Обломки почернели. От огня.

На это Глориан просто расхохоталась:

– Что за нелепость! Они бы бежали с корабля…

– Глориан, – с трудом выговорила Флорелл, – сейчас суровая зима. Пепельное море гибельно даже летом.

На щеку ей выкатилась слеза.

– Королева Сабран и король Бардольт…

– Нет! – Глориан встала. – В королевском флоте шли семь кораблей. Да что там, разве на «Убеждении» не было шлюпок, Флорелл? Разве их не подобрали бы другие капитаны?

– Ни один из кораблей не добрался до гавани.

– Не может быть! Ты хочешь меня убедить, что один пожар погубил семь судов?

– Мы еще не знаем, что случилось. – Флорелл с трудом подбирала слова. – Может быть, на них напали, Глориан. Ментцы…

– Надо послать корабли и ныряльщиков, пусть прочешут Пепельное море. Заплатить им, пусть берут что угодно, но найдут моих родителей, – говорила Глориан, ее сердце норовило сломать ребра. – Мой отец Молот Севера. Моя мать Сабран Честолюбивая. Они покончили с войной Двенадцати Щитов и веком недовольства. Святой не допустит их гибели в море.

– Даже Святой не мог… – все качала головой Флорелл.

– Они вернутся. Вот увидишь! Отец жив. Он никогда не допустит смерти матери. Он обещал. Обещал мне, что мы будем жить в Хроте… Папа…

Щеки Глориан намокли от слез. Что-то в ней вспенилось. Рухнули остатки самообладания. Захотелось вдруг рвать и метать, кинуться куда-то с воплем, распахнуть двери и бежать, пока ноги несут, – лишь бы уйти из этой комнаты, от этих вестей. Куда угодно.

Она не успела – Флорелл привлекла ее к себе, и звук, вырвавшийся у нее из горла, был так ужасен, что она не признала своего голоса. Он исходил из той глубины, откуда прорастала она сама.

– Неправда, – выдохнула она. – Флорелл, скажи, что нет!

Флорелл только крепче сжала ей затылок. Глориан вцепилась в нее – в теплый голубой якорь в бешеном море.

Она лежала в постели и знать не хотела, как туда попала. Флорелл несла вахту у камина. Временами она плакала в ладони, сжимая их так, что ни звука не прорывалось сквозь.

Двери закрыли от всего мира. Они не заглушили мучительные рыдания Аделы. Ее мать тоже плыла на «Убеждении». И еще сотни людей, в том числе братья Джулиан. Из каждого благородного семейства хоть одного послали на свадьбу.

И Вулф. Друг ее детства среди множества погибших, до конца не покинул ее отца.

В сумраке за окном густо падал снег. Флорелл встала, чтобы послать за вином, а Глориан тем временем пыталась собраться с мыслями. Как это может быть – чтобы семь кораблей разом вспыхнули среди моря? Чтобы их разметало, словно бурей?..

Что за пожар перепрыгивал с палубы на палубу через пространства морской воды?

Когда ответ уставился ей в лицо, Глориан сказала:

– Флорелл, можно и мне немножко?

Ей подали кубок, она выпила все долгими тягучими глотками, обжигавшими грудь, и снова откинулась на подголовные валики. Ей вспомнился червяк – змеей обвивший мертвую хозяйку дубового орешка.

«Змей. – Уплывая в зыбкий сон, она услышала собственный голос. – Такой огонь бывает только у змеев».

Известие о семи погибших кораблях раскололо бы Запад и Север. Произошедшее предстояло хранить в тайне, сколько возможно, а герцогам Духа предстояло за этим проследить. Они дали Глориан два дня в постели. Она исплакалась так, что опухли глаза и саднило в горле.

Наконец Флорелл раздвинула драпировку над кроватью. Глориан замерла, ощутив на лбу ее прохладную ладонь.

– Герцоги Духа просят вас присутствовать.

Глориан уставилась в навес балдахина:

– Это он, Флорелл. Безымянный.

– Нельзя так говорить и думать нельзя.

– Как еще объяснить столько сгоревших в море кораблей? – Не дожидаясь ответа, она встала – тяжело, будто кости обратились в свинец. – Я поговорю с ними.

Одевание вышло долгим. Скрывая правду, она не могла надеть траура. Вместо того выбрала темно-синее платье с оторочкой из медвежьего меха, приличествующее зимнему времени. Флорелл помогла справиться с застежками и заплела ей волосы в «косу добродетели».

По Инису, должно быть, уже расходились слухи. Люди скоро соткут разрозненные нити в картину.