Думаи накрутила веревки на руки и качнула било – толстое бревно, которое они с Канифой столько лет чистили и смазывали маслом. Она всей тяжестью потянула в другую сторону, качнув бревно к древнему металлу.
Королева Колоколов ожила.
Думаи выпустила веревки. Звук раскатился, низким звоном отдался в каждой кости, ушел в черную ночь.
И мало-помалу замер. Думаи осела в снег, слушая тишину под его гулом.
Что, если никто не ответит? Зима, глухая ночь, а звона этого колокола никто никогда не слышал. Никто из тех, кто еще дышит.
Где-то внизу звякнул другой колокол. Недолгое молчание, и ему ответил третий – дальше, но и громче: звон долетел по ветру.
Музыка расходилась по острову, и каждому удару, каждому раскату отвечал новый – дальше, дальше. Думаи собралась с силами. Все, что у нее осталось, она отдала, чтобы отвести било и снова качнуть его – и еще, еще, пока не задрожали руки и не подогнулись колени.
Призыв наполнил ночь Сейки. Он летел от Районти к западу – к Сидупи, и на север – к Гинуре, и на восток – к Исунке, и на дальний юг – к штормовому мысу Ампики.
И наконец – как долго пришлось ждать! – боги восстали ото сна. Из глубины рек, со дна озер, из бухт, из древних мангровых лесов поднимались они. Словно каждая из звезд распалась на тысячи осколков, темное небо засверкало драконами.
И где-то с криком проснулась женщина, когда тень из ее сна распалась и улетела облачком пепла, – и порвалась связующая их длинная нить, оставив ее в одиночестве.
III. Эра огня 511 о. э
Вулф на том острову, а вот я на этом.
Тот неприступен остров, топями окруженный…
42
Тунува, пока Хидат разбирала ей влажные волосы, смотрела в пустоту перед собой. Светильники мигали, отгоняя беззвездную тьму.
К рассвету у Матери будет новая предстоятельница. Тунуву волновала эта ночь – вдруг она не сумеет скрыть горя? От печали каждый час делался крутой вершиной, но ради Эсбар она должна была вынести эту ношу.
Сагул Йеданья скончалась тихо. Ее тело иссохло, пожелтело. Тунуве, как хранительнице могилы, выпало проводить похоронный обряд. Ей нечасто случалось исполнять эту обязанность, но, когда случалось, бальзамом на сердце было помогать семье отдать дань умершим.
На рассвете того же дня они с Эсбар обмыли старую подругу, помолились божествам перехода и смерти. На закате они положили Сагул покоиться у корней дерева – пусть оно возьмет обратно свой огонь, пока сестры и братья поют песни-плачи. Ее ихневмон, свернувшись на кургане, умер той же ночью, и его погребли рядом. Тунува посадила на обеих могилах сабру, полила семена смолистым вином.
Сагул будет жить в плодах дерева. Ее огонь и впредь будет направлять дочерей в пути.
Закончив, Хидат поднесла Тунуве зеркало. Та осмотрела заплетенные на голове сложные косички, потом взглянула себе в глаза. Под глазами собрались мешки.
– Спасибо тебе, Хидат.
Она впервые за много часов подала голос. Хидат тронула ее за плечо:
– Ты справишься, Тунува.
– Все мы должны справиться. – Тунува отложила зеркало. – Ради Эс.
– Вы всегда были с Сагул ближе других, кроме только Денаг.
– Теперь я не уверена. Десятки лет дружили, и все-таки такого я от Сагул не ждала.
Ответа не было. Хидат отвернулась, закрепляя золотые заколки у себя в волосах.
Сию ожидала в коридоре, накинув на плечи зеленый плащ послушницы. Она еще во время беременности вкусила плод, но пока не была признана посвященной. Ее волосы, украшенные сердоликом и золотыми пластинками, волной спадали на спину.
– О Тунува!
Они обнялись.
– Какая ты красивая. Мне бы быть такой изящной.
– Ты всегда такая, солнышко, – вымученно улыбнулась Тунува. – Готова?
– Да. – Сию, с блестящими глазами, сжала ее руки. – Я так рада за Эсбар. Она рождена для красного плаща.
Сию, кажется, говорила от души. Об Анайсо она пока не знала. Тунува пожалела, что не может известить о смерти мальчика его родных.
– Ты сегодня так на нее похожа, – сказала она Сию. – Поможешь мне поддержать ее в исполнении долга?
– Конечно помогу.
Посвященные единогласно признали Эсбар настоятельницей – даже те, кого не было сейчас в обители. Гашан разослала короткие извещения. За пять веков в признании отказывали лишь двум мунгунам: одной за дурное обращение с ихневмоном, а другой – когда настоятельница объявила себя ее родительницей. Эсбар заслужила право на власть.
Хидат вышла в белом плаще, с деревянным, выложенным золотом ларцом в руках.
– Это тебе, хранительница могилы, – сказала она, протянув ларец.
Тунува его взяла. Он был не так тяжел, как казался, зато его содержимое обещало лечь на Эсбар тяжкой ношей.
Они втроем прошли через обитель и влились в процессию, спускавшуюся по ступеням в долину Крови. Тунува, заметив Канту, незаметно кивнула ей.