День, когда пала ночь

– Они для тебя сшиты, – сказал он. – Не пренебрегай визитом в Мозом Альф. Фуртия, возможно, не понимает, какая в том нужда, но нам о дипломатии забывать нельзя. Я знаю, ты сумеешь им объяснить. Протянем руку миру, пока нас не заглотили изнутри.

– Да, отец.

Оба оглянулись на речного хозяина. Тот углубился в разговор с Никеей, одевшейся, как для прогулки по снегу: в широкие складчатые шаровары и щеголеватую охотничью куртку.

– Неужто она это всерьез? – буркнула Думаи подошедшему к ней Канифе. Тот, как и она, закутался в привезенную с гор многослойную одежду, не забыв и меховых сапог. – Она же закоченеет.

– И придворным случается делать глупости.

– Да что ты говоришь? У тебя запасные меха найдутся?

– Да… – Он улыбнулся уголком губ. – Дадим ей сначала немножко помучиться?

– Думаю, иначе нельзя.

Обоих отвлек знакомый шум. Все головы повернулись навстречу Фуртии, скользящей ко дворцу в белых искорках соли, – дракана была будто вырезана из ночного неба. Приземлившись, она обратила луны глаз к Думаи.

«Пора».

Думаи встретила взгляд отца. Тот незаметно кивнул – трудно было судить, что выражало его лицо. Она прошла к дракане, коснулась чешуи рукой в перчатке.

– Великая Фуртия, я готова.

Мысленно она добавила: «Я хотела бы взять с собой еще двоих».

«Кто эти дети земли?»

«Один – мой друг и защитник, он отдаст за меня жизнь».

Думаи сделала знак Канифе, и тот, выступив вперед, низко поклонился. Фуртия обнюхала его.

«Другая мне не друг, но я должна постараться выведать ее секреты, чтобы задушить угрозу».

«Да будет так».

Никея вышла вперед с самоуверенной улыбкой, которая погасла, когда Фуртия щелкнула на нее зубами.

– Мой отец просит лететь сначала в город Мозом Альф, к его королеве, чтобы испросить дозволения на поиск камней. – Поглаживая черные чешуи, Думаи скрывала улыбку. – Мне было бы проще держаться, будь у меня седло. Ты позволишь, великая?

Вместо ответа Фуртия распустила мощные кольца своего тела, коснувшись земли.

Седло, густо покрытое пылью, отыскалось в кладовых. Теперь лакированная кожа блестела от смазки, позолота и сталь сияли, как прежде. Чтобы пристегнуть его, потребовалось пятнадцать стражников. Взобравшись на место, Думаи нашла, что ей просторно и для ног есть особые углубления. Канифа полез следом. Один раз он сорвался, но Фуртия подхватила его хвостом и усадила позади Думаи.

– Привяжись. – Думаи указала ему ременные скобы. – Веревку взял?

– Всегда при мне.

Он связался с ней, как раньше на горе, – нитью жизни от пояса к поясу.

Подошла Никея. Ухватившись за край седла, она стала подтягиваться на дрожащих руках, заскребла ногами. Фуртия вдруг встряхнулась, и Никея, не удержавшись, повалилась навзничь. Речной хозяин не перестал улыбаться, но его губы натянулись.

– Попробуйте снова, госпожа Никея, – подбодрила Думаи. – Ручаюсь, на этот раз великая Фуртия не шевельнется.

Никея подняла на нее блестящие глаза, словно сказала взглядом: «Твоя взяла». Она от души рассмеялась, стала отряхиваться.

– Надеюсь, принцесса, – сказала она. – Не могли бы вы попросить ее смилостивиться надо мной?

Раздались вежливые смешки. Со второй попытки Фуртия позволила Никее сохранить достоинство, и та втиснулась за седельной лукой.

– Для третьего всадника креплений нет, – заметила она. – Мне, как видно, придется держаться за тебя, певец богов.

Канифа сжал зубы. Никея с улыбкой обхватила его за пояс и прижалась всем телом.

Думаи держалась за рог. Еще раз оглянувшись на отца, она увидела его маленьким и беззащитным, одиноким среди колоколов.

«Великий Квирики, пусть мой выбор не окажется ошибкой!»

Фуртия подняла голову. Гребень вздымался над ее лбом, словно круглое зеркало, отражающее лунный свет. Придворные вскрикнули в изумлении и раздались, освобождая ей место.

Дракана взлетела. Городские огни уменьшались на глазах, уходили во тьму и наконец исчезли.

33

Север

Эйдаг много часов не могла уснуть. Остекленевшие карие глаза смотрели на что-то, видное ей одной. Закатанные до локтя рукава открывали широкие ладони – прежде белые с розовыми костяшками, теперь сплошь покрасневшие. Она хрипло дышала. Вулф наблюдал за ней из угла, ожидая перемены.

Каждый день дверь приоткрывалась, кто-то забрасывал в каюту меха с водой и лепешки. Всегда в разное время. Непредсказуемо.

Они разошлись по углам, отгородившись друг от друга невидимыми границами. Проветрить каюту было невозможно, но так хоть не дышали друг на друга.

Вулф сглотнул тяжелый комок. Он разглядывал свои кисти в шрамах от учебных поединков. Красноты не было. С тех пор, как он отскреб кровь.

«Нет на этом лесе никакого проклятия, – сказала ему Мара. – И на тебе тоже».

Однако он убил и избежал заразы, а Эйдаг – добрая, нежная Эйдаг – таяла у него на глазах. Он не часто бывал в святилищах, но помнил слова рыцаря Справедливости: «Зло узнает своих».

– Вулф, – позвала Эйдаг, ее грудь вздымалась, – уже скоро. Ты должен меня убить. Пожалуйста.

– Не могу.

– Прошу тебя.